Были и лето и осень дождливы;
Были потоплены пажити, нивы;
Хлеб на полях не созрел и пропал;
Сделался голод, народ умирал.
Но у епископа, милостью неба,
Полны амбары огромные хлеба;
Жито сберег прошлогоднее он:
Был осторожен епископ Гаттон.
Рвутся толпой и голодный и нищий
В двери епископа, требуя пищи;
Скуп и жесток был епископ Гаттон:
Общей бедою не тронулся он.
Слушать их вопли ему надоело;
Вот он решился на страшное дело:
Бедных из ближних и дальних сторон,
Слышно, скликает епископ Гаттон.
«Дожили мы до нежданного чуда:
Вынул епископ добро из-под спуда;
Бедных к себе на пирушку зовет»,-
Так говорил изумленный народ.
К сроку собралися званые гости,
Бледные, чахлые, кожа да кости;
Старый, огромный сарай отворен,
В нем угостит их епископ Гаттон.
Вот уж столпились под кровлей сарая
Все пришлецы из окружного края…
Как же их принял епископ Гаттон?
Был им сарай и с гостями сожжен.
Глядя епископ на пепел пожарный,
Думает: «Будут мне все благодарны;
Разом избавил я шуткой моей
Край наш голодный от жадных мышей».
В замок епископ к себе возвратился,
Ужинать сел, пировал, веселился,
Спал, как невинный, и снов не видал…
Правда! но боле с тех пор он не спал.
Утром он входит в покой, где висели
Предков портреты, и видит, что съели
Мыши его живописный портрет,
Так, что холстины и признака нет.
Он обомлел; он от страха чуть дышит…
Вдруг он чудесную ведомость слышит:
«Наша округа мышами полна,
В житницах съеден весь хлеб до зерна».
Вот и другое в ушах загремело:
«Бог на тебя за вчерашнее дело!
Крепкий твой замок, епископ Гаттон,
Мыши со всех осаждают сторон».
Ход был до Рейна от замка подземной;
В страхе епископ дорогою темной
К берегу выйти из замка спешит:
«В Рейнской башне спасусь»,- говорит.
Башня из рейнских вод подымалась;
Издали острым утесом казалась,
Грозно из пены торчащим, она;
Стены кругом ограждала волна.
В легкую лодку епископ садится;
К башне причалил, дверь запер и мчится
Вверх по гранитным крутым ступеням;
В страхе один затворился он там.
Стены из стали казалися слиты,
Были решетками окна забиты,
Ставни чугунные, каменный свод,
Дверью железною запертый вход.
Узник не знает, куда приютиться;
На пол, зажмурив глаза, он ложится…
Вдруг он испуган стенаньем глухим:
Вспыхнули ярко два глаза над ним.
Смотрит он… кошка сидит и мяучит;
Голос тот грешника давит и мучит;
Мечется кошка; невесело ей:
Чует она приближенье мышей.
Пал на колени епископ и криком
Бога зовет в исступлении диком.
Воет преступник… а мыши плывут…
Ближе и ближе… доплыли… ползут.
Вот уж ему в расстоянии близком
Слышно, как лезут с роптаньем и писком;
Слышно, как стену их лапки скребут;
Слышно, как камень их зубы грызут.
Вдруг ворвались неизбежные звери;
Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери,
Спереди, сзади, с боков, с высоты…
Что тут, епископ, почувствовал ты?
Зубы об камни они навострили,
Грешнику в кости их жадно впустили,
Весь по суставам раздернут был он…
Так был наказан епископ Гаттон.
Анализ стихотворения «Суд Божий над епископом» Жуковского
Стихи «Суд Божий над епископом» Василия Андреевича Жуковского – перевод баллады Роберта Саути с тем же названием.
Произведение датируется мартом 1831 года. Автору его в эту пору исполнилось 48 лет, он наставник наследника русского престола, известный литератор, переводчик, готовит к изданию несколько новых книг, хлопочет о процветании журнала «Европеец» своего родственника И. Киреевского. В жанровом отношении – баллада, по размеру – четырехстопный дактиль, рифмовка смежная. В основе произведения Р. Саути лежит легенда о жадном епископе. История открывается безрадостной картиной всеобщего бедствия: сделался голод. Однако епископ Гаттон оказался экономным, и запасов в его угодьях должно было хватить на время голода. Прознавший об этом народ требует пищи. Вскоре он и вовсе запрещает пускать к себе людей. Но чтобы решить вопрос наверняка, придумывает «страшное дело»: созвать всех голодающих в свой сарай, да сжечь. Ослепленный жадностью, он видит в погибших лишь докучливых мышей. Нечестивому Гаттону даже мнится, что вся округа будет ему благодарна. Впрочем, та ночь была последней спокойной ночью в его жизни. Уже утром он подивился на присутствие мышей в его покоях. В портретной галерее ими был объеден как раз его портрет. Объятый суеверным страхом, герой отовсюду получает самые убийственные вести. В амбаре пусто, вокруг замка – полчища воинственных мышей. Он спешит укрыться в высокой башне. Между тем, и там не спасения. С ним заперта кошка. Ее поведение ясно свидетельствует, что мышиная армия уже близко, пощады не будет ни ей, ни ему. Только тогда епископ вспомнил о Боге и взмолился о помощи. Поэт рисует зловещую картину ожившей от множества плывущих мышей воды. В заключительных четверостишиях апофеоз полного ужаса: сыплются градом, с боков, с высоты. Следом идет вопрос от самого рассказчика: что тут почувствовал ты? В финале – натуралистическая сцена гибели преступника: весь раздернут был. В этом и состояло наказание немилосердного человека. Из-за своего безумия и самодовольства он лишился не только всего, что имел, но и самой жизни, а также – надежды на лучшую загробную участь. Сравнение: как невинный. Бог на тебя: идиома (то есть, кара за злодейство). Пояснение: (говорит). Эпитеты: крепкий, диком, неизбежные. Топоним: Рейн. Многоточия в самых экспрессивных, кульминационных моментах. Инверсия: смотрит он. Звукоподражательный глагол: мяучит. Ряд перечислений. Троекратная анафора ближе к финалу: слышно. Лексическими повторами автор усиливает панику.
В переводческом наследии поэта В. Жуковского есть и английская баллада о скупом епископе Гаттоне.
