Как духу мирры свет двойной претит
над масленичной площадью пустой!
Истёк из тучки лучик золотой
на вывеску ларька — и с толку сбит.
В помоях накаляется распад,
ветр будит грусть в обугленных садах.
У бесноватых острый нюх впотьмах;
дриады в окнах нежат стан и взгляд.
Прожорлива ребячья визготня.
Ворота старой церкви на замке.
Внимает слух сонате вдалеке;
торопит всадник белого коня.
Походка старца кукольно смешна,
и похотлив в кармане звяк монет.
Пречистый, льётся на малышку свет,
перед кафе стоит и ждёт она.
Блеск золота в стекле — немой зазыв!
Стыд близкого рассвета в нём померк.
Смеётся в горизонт горбатый клерк,
в нём похоть и испуг свой отразив.
Коляски катят в тьме предгрозовой.
Бесцветный и пустой мертвец бредёт.
Сверкает на канале пароход,
зовёт мулатка, скрытая листвой.
Лунатик в отблеске свечей воскрес,
дух зла в себе овеществил паук.
Сонм эпидемий окружил пьянчуг;
по комнатам исчах дубовый лес.
Как призрак, оперный театр возник,
из переулка маски прочь спешат,
уже пожаром чей-то дом объят.
А на ветру мышей летучих крик.
В квартирах отчуждённость, смрад и стыд.
Аккорды и фиалки со дворов
стекаются под своды погребков.
Как смерть, малышка в уголке сидит.
