Мария! Взгляни: где кончается бор —
Лоза пошла справа в заро́ст,
Налево прелестной долины узор,
А спереди — речка и мост.
Там ветхая церковь, где совы живут;
Стоит колокольня гнильём;
Кусты позади колокольни растут,
В кустах же — могилы кругом.
Душа ли заклятая тут завелась
Иль чёрт, — но из живших окрест
Никто без тревоги в полуночный час
Не мог миновать этих мест.
Лишь полночь настала — вдруг храм потрясён,
И двери скрипят на петлях;
Дрожит колокольня и слышится звон,
И гик, и шипенье в кустах;
Блуждают огни, гром за громом гудит,
И в саванах тени встают,
И бродят, приемля чудовищный вид,
Различные призраки тут.
То труп по дороге безглавый вдруг — шасть!
А то голова одна — страх:
Распялены очи, отверстая пасть,
И в пасти огонь, и в очах.
То видится волк, как в натуре он есть:
Глядь! — машет орлиным крылом!
И сто́ит лишь «сгинь-пропади» произнесть —
Нет волка: лишь хохот кругом.
Не раз тот, кому здесь бывать довелось,
Путь этот порядком ругнул:
То хрустнуло дышло, то на́ бок весь воз,
Не то, так конь ногу свихнул.
Хотя ж я и помнил, что старый Андрей
Меня предварял, заклинал —
Смеясь я не веровал в силу чертей
И всё тем путём проезжал.
Однажды отправился в Руту я. — Ночь.
Вот мостик! Вдруг лошади тут
И стали. Возница бичом во всю мочь
Стегает их с криком — нейдут!..
Рванулись — и дышлу аминь моему:
Кррак… треснуло. Чем пособлю?
Вот в поле пришлось ночевать одному!
«Люблю, — говорю, — вот люблю!»
Сказал лишь — покойница в этот же миг
Всплывает, гляжу, над водой —
Вся в белом, и бел же как снег её лик,
Венец вкруг чела огневой.
Хотел я бежать, но от страха упал…
Все силы собрав наконец,
«Да славится имя Господне!» — вскричал.
— «Аминь!» — отозвался мертвец.
«Кто б ни был ты, слушай, честной человек!
Помог ты мне в тяжкой борьбе.
Дай Бог тебе долгий и счастливый век!
Большое спасибо тебе.
Во мне зришь ты грешную душу, но я,
Чай, скоро уж в небо вступлю.
От муки чистилища спас ты меня
Словечком единым: „люблю“.
Пока ещё звёзды глядят с высоты
И первый петух не пропел —
Я всё расскажу тебе. Слушай! А ты
Другим возвестишь мой удел.
На свете, блистая своей красотой,
Жила я — лет много назад, —
Марией звалась; был сановник большой
Отец мой, был знатен, богат.
Хотел он, при жизни его, чтобы шла
Я замуж; но кто ж мне чета?
Искателей много нашлось: их влекла
С приданым моя красота.
Их множество льстилось надеждой пустой;
Я ж, гордая, тешилась тем,
Что, став пред поклонников этих толпой,
Могла им отказывать всем.
Приехал и Юзя… Вниманья вполне
Достоин он был; но робел
И, юный, при страстном стремленье ко мне,
Любви выражать не умел.
Напрасно несчастный себя он крушил
И плакал, любовью томим,
Все ночи и дни он меня лишь смешил
Отчаянным горем своим.
„Уеду я“, — мне он промолвил с тоской.
— „Что ж? С Богом!“ — Отправился он
И дни свои кончил — и здесь, над рекой,
В зелёном гробу схоронён.
Мне стала с тех пор моя жизнь немила,
Но поздно раскаялась я:
Минувшего я воротить не могла,
И жгла меня совесть моя.
Раз в полночь гуляли мы: слышим вдруг гром
И стонов со скрежетом смесь…
Глядь! Юзя явился; был страшен лицом
Утопленник — огненный весь.
Он гущу вдыхаемых дымных клубов
В чистилищный ток извергал; —
Ко мне ж тут сквозь стоны и скрежет зубов
Пронзительный голос взывал:
„Ты знала, что женщину создал Господь
Для мужа; она из него
Взята, чтоб ему его душу и плоть
Лелеять — не мучить его.
А ты, словно с каменным сердцем в груди,
Была недоступна сердцам,
И каждому ты говорила: «уйди!»
Ни чьим не внимая мольбам.
За эту жестокость чистилищный дым
С тобой я дотоль разделю,
Пока над тобой из живущих одним
Не скажется слово: «люблю».
И Юзя того же словца у тебя
Просил с горьким плачем своим;
Теперь же он просит, ты видишь, клубя
Устами и пламя, и дым“.
Умолк он, — и бесы душою моей
Владели столетье: меня
Днём — в цепи, в огонь, — а потом, без цепей,
Я на ночь из бездны огня
К могиле шла Юзи; противно земле
И небу, была я должна
Проезжих пугать здесь в полуночной мгле,
Всем людям вредна и страшна.
Я пеших блуждать заставляла; иным,
Кто едет, коня загублю.
Сто лет я внимала проклятьям одним;
Ты первый сказал: „вот люблю!“
Зато я грядущее ныне должна
Открыть тебе; вот твой удел:
Марию полюбишь и ты, — но она»…
Вдруг — первый петух тут запел.
Вещунья кивнула, с отрадой в очах
Взгляд кинула мне и потом
Пропала. Так облачный пар в небесах
Разносится вдруг ветерком.
Смотрю: на мосту колесница моя
Целёхонька; страх мой исчез. —
Усопшим в помин помолитесь, друзья,
Марии — Царице небес!
пер. Владимир Григорьевич Бенедиктов
