Слабый стон потаённых скамеек… Глухие фонарики…
Души летних берёз вместе с нами пребудут в аду.
В крокодильем тропическом плеске затонов Москва-реки
пьяный вторник блудит со средою у всех на виду.
И выходит на берег Елена, в мазуте искупана,
Менелаем ответственно проклята и до конца
туповатым Парисом не познана. Зарево купола
тихой церкви заречной дрожит на пустыне лица.
Дай мне силы не слышать облавы имперского города,
ржанья зеленооких его одноглазых карет
и в холодную прядь равнодушного скифского золота
увязать восхищенье и стыд, пониманье и бред.
Потому что настанет Покров и – славянки наивные –
души зимних берёз позовут нас в проверенный рай.
Наши странные игры мы вспомним почти как спортивные.
Но июль, если так ты болеешь за нас, – умирай!
Умирай, потому что случайные встречи не признаны –
тут согласны глагол ли берёз, шепоток ли куста.
Брызги – призрачны. Призрачна роща. И мы с тобой – призрачны.
И спасёт этот мир и погубит его – красота!
Не остывшей и в полночь водой уплывают без жалобы
и кленовая ветвь, и судьба, и пучок лебеды.
Эй, вы там, на барже, помашите нам с утренней палубы
и растайте под серым и пристальным солнцем среды.
