Сказать, что жизнь была к нему сурова?
Хватало в ней вина, хватало плова.
Он был грудным, когда о нём «Скупец!» –
сказала мать. В начале было слово.
Он деньги проживал в мгновенье ока,
и нищий за него молил пророка.
И сто пороков числилось за ним,
а этого не числилось порока.
Здоровьем и умом не обделённый,
всегда любимый, иногда влюблённый,
зачем не удивлялся он слезам,
а слыша смех, терялся, удивлённый!..
И праздник был. И там, во время пира,
к нему был обращен вопрос эмира:
– О чем всегда печалишься, певец,
когда с тобою все богатства мира?..
И объяснил поэт исток печали:
– Конец мгновенья скрыт в его начале.
Меня спросил ты, и ответил я –
ещё две фразы в мире отзвучали…
Сказал и вышел. Гурии кружили.
Шербет плескался в иверском кувшине.
– Какой мудрец! – решили вслед глупцы.
– Какой глупец! – так мудрецы решили.
А он, спешивший к той, с которой нежен,
ступил в гнездо змеи в тени черешен.
– …Каков наглец, – подумала змея, –
так ценит миг, а с жизнью так небрежен…
