«Расскажите, деда! Слышал много,
А не знал, какой она была,
Первая железная дорога
С Питера до Царского Села?»
«Правда, внучек, — первая в России…
Только поначалу не для нас.
Помню, дед мой в годы молодые
Видел это чудо — и не раз.
В страхе были от него старушки,
Но весьма одобрил высший свет.
(Жаль, что Александр Сергеич Пушкин
Так и не успел купить билет!)
На платформы ставили коляски,
Отпрягая рослых лошадей,
И по рельсам, без толчков и тряски,
Мчался поезд — кошки не быстрей.
Все дышали копотью угарной
И чихали истово, до слез.
Впереди с трубою самоварной
Сыпал искры низкий паровоз.
Мужики смотрели вслед, суровы,
Думали: никак, пришла беда!
Разбегались в ужасе коровы,
Куры разлетались кто куда.
Подавило и людей немало…
Все же поезд, шептунам назло,
То ль за час, а то ль за два, бывало,
Приплетался в Царское Село.
Но не все для этого веселья
Забывали дом свой и дела.
Бабушка Арсеньева с Мишеля
Клятву нерушимую взяла,
Чтобы на проклятую машину
Не садился, модою прельстясь,-
Пусть уж там себе ломает спину
Щеголь, расфуфыренный, что князь!
И, опередив давно вагоны,
Скоростью приятелей дразня,
Лермонтов вдоль насыпи зеленой
Горячил гусарского коня.
Так и шло. С опаской, понемногу
Это чудо каждый испытал.
Чтоб прославить новую дорогу,
В Павловске построили «Вокс-зал».
Каждый вечер завитой маэстро
От заката до ночной звезды
Потрясал неистовством оркестра
Павловские липы и пруды.
Пестрой публикой шумел кургауз,
Властвовала Мода здесь сама.
Приезжал из Вены Иоганн Штраус.
Вальсами сводивший всех с ума.
Проводили вечер некороткий
Здесь, шурша листочками программ,
Офицеры, щеголи, кокотки,
Цветники великосветских дам.
А народ садился по подводам
Иль пешочком брел в те вечера
К пулковским зеленым огородам,
К кузминским избушкам вдоль бугра.
И, минуя пыльную заставу,
Пропуская поезд, каждый раз
Крыл чертями барскую забаву:
«Будет ли чугунка и для нас?»
