«Промчалась туча грозных бед,
Надежда сердцу улыбнулась;
Небесной благости исполнился обет;
Свобода гордая проснулась.
Пора насилия эхидну растерзать!
Уж полно нашими питаться ей сердцами;
Уж полно трепетной ненависти слезами
Кровь милой родины с цепей ее смывать!
Нет! наши язвы и мученья
Перстом нещадного отмщенья
Уж перед богом сочтены, —
И гибелью им в исцеленье
Беды врагов посулены!
По нашим пажитям гоняясь за зверями,
Уже оратая трудами
Не поругается жестокий властелин.
На ниву смятую печальный селянин
Безмолвной грусти взор не кинет;
В сосцах унылых матерей
Млеко для нежных чад от глада не застынет;
Убогий грабежу, рыдая, не покинет
Насущный хлеб своих детей!
Насильем буйного желания злодей
Красу невинную обидеть не посмеет:
Не для него любви цвет милый расцветет,
Не для него прекрасный плод
Под солнцем прелести созреет!
Последню старца кровь печаль не охладит,
Грусть пылкой младости чело не избраздит,
И безнадежность лучшей доли
Ее порывов не скует,
И гордый ум в цепях неволи
На лоне лени не заснет.
Пускай, презренный Карл [1], ряды твоей дружины
Дремучи, как полей Арденских исполины;
Пусть туча стрел твоих луч солнечный затмит!
Булат ли, мощною свободой изощренный,
Ряды трепещущих рабов не прояснит!
В груди ли, кровию отчизны обагренной,
От стрел их сердце задрожит!
Не с нами ль твой герой, о родина святая!
Что ж с Бонифацием нам буря боевая?
Как пламень молнии средь тучи громовой,
Врагов погибелью булат его сверкает;
Как глас торжественный победы роковой,
Звон арфы витязя в нас сердце зажигает
Огнем отваги боевой.
Где ж враг?.. на смертный пир, о витязь, мы готовы,
С тобой под вихорь стрел бесстрашно полетим;
С тобой тиранства скиптр свинцовый
В крови тиранов сокрушим!»
Так стан свой доблестных дружина оглашала,
И часто в облаках стрела
Мимолетящего орла
Иль врана, воя, догоняла.
Там ратник сталь свою точил,
Там меч с мечом, гремя, скрестился;
Иной свой дротик в цель пустил,
Иной копьем губить учился,
Меж тем властолюбивый Карл,
Марселя древнего восстаньем устрашенный,
К свободной стороне, насильем угнетенной,
Пределы Фландрии покинув, поспешал.
Уж шум его полков, уж бурных коней ржанье
Брега Лионского залива потрясли,
И самовластью на закланье
Уста тирана вновь марсельцев обрекли.
Разлей пожары, месть! лети к ним, истребление,
Влекися, тощее в цепях порабощенье!
Марсель, потупя взор, колена преклоня,
В руке властителя лобзай свои оковы!
Смирись! за твой позор еще светило дня,
Быть может, зреть тебе позволит Карл суровый.
Смирись! иль утопай в крови своих граждан.
Ты зришь, священная свобода,
Какую тучу мчит неистовый тиран!
И что ж! при токе ль слез — слез твоего народа —
Святой алтарь твой рухнет вновь!
Нет! он лишь под костьми бесстрашных сокрушится,
Трон самовластия на них лишь утвердится.
Нет! жив еще твой огнь в сердцах твоих сынов!
Марсельцам он, сей огнь священный,
В очах вождя горит спасения звездой;
Могуч, как гений их отчизны оскорбленной,
Он храбрых мстить зовет, готовясь в славный бой.
Но солнце блеск свой золотой
Уж ярче на холмы лазурные струило,
И изумруд лугов, и дальний небосклон,
И море синее, и гор румяный склон
Огнем рубиновым, сгорая, обагрило.
Сходила ночь на шумный стан,
И сон уж веял над шатрами;
Последний грохотал в долине барабан,
Последняя труба немела за холмами.
И смолкло всё, лишь ветерок,
Ропща, во мгле древес по листьям пробегает,
Лишь, брызнув искрами, дрожащий огонек
Вкруг рати спящей умирает;
Лишь крики часовых в глуши своих ветвей
Протяжно вторит лес дремучий,
И ржанье гордости своей
Порою с гулом скал сливает конь могучий.
Но кто в раздумьи хладный взор
В ночной тиши с приморских гор
Вперил на пенистые воды?
Я узнаю тебя, герой!
То Бонифаций, друг свободы,
То вождь марсельцев молодой!
На дерне, с арфой золотой,
Пред ним его копье булатное сверкает;
Но дума черная в очах его блуждает;
Но томных месяца лучей
Чело высокое бледней.
Какая ж грусть, о вождь, твой гордый дух смутила?
Тебе ль грустить? не твой ли меч
Для падшей родины свобода наточила,
Чтоб свой отрадный луч над нею вновь зажечь? [2]
Не ты ли струн своих умел волшебной силой
Героев из рабов безжизненных создать;
Не твой ли дивный глас знал душу девы милой
Неизъяснимых слез блаженством умилять?
Куда ж, младой певец, твое девалось счастье?
Ужель души твоей живое оладострастье
Столь рано грозного страданья обнял хлад?
Весною ль соловей дубраву не пленяет?
Весною ль сердце гор не рвет, не разрывает
И к небу не летит кипящий водопад!
Волшебной думы друг и мученик счастливый,
Где ж луч твоей весны, столь ясный, столь игривый?
Где сердцу милых снов и радость и тоска
И сердца огненны порывы?
Ах! тот, кого судьбы железная рука
По розам к бездне приводила;
С кем языком любви измена говорила;
Чью искренность добыв коварною хвалой,
Злоречье мщению на жертву отдавало;
Чье простодушие доверчивой рукой
Эхидну зависти ласкало, —
Тот, кто пред низкою толпой,
Обидой горькой уязвленный,
Отмщеньем немощным пылал.
На помощь милых сердцу звал
И плакал, милыми презренный,-
Тот знает, как младой внезапно вянет лик,
Тот в глубине души читает без ошибки;
Тоски насмешливой знаком тому язык
И тайна горестно-язвительной улыбки:
…………………………..
…………………………..
_________________________
[1] — Карл д’Анжу, убийца юного Конрадина, виновник Сицилийских вечерен. См.: Sismondi, Histoire de France и других.
[2] — Бонифаций III, владетельный барон Кастелланский и трубадур XIII века, восстал с марсельцами против Карла д’Анжу, утеснителя его отечества, убийцы отца его, палача юного Конрадина и виновника Сицилийских вечерен. См.: Millot, Histoire des Troubadours, tome II. — Sismondi, Histoire de la litterature du midi de l’Europe, tome I. — Pappon, Histoire de Provence и других.
