Храни тебя, Христос, мой человек, –
мой целый век, ты тоже – он, один.
Не опускай своих солёных век,
Ты, Человеческий невольник – Сын.
И сам с собою ночью наяву
ни воем и ничем не выдавай.
Пусть Сыну негде приклонить главу,
очнись и оглянись – на море май.
На море – мир. А миру – не до мук
твоих (и не до мужества!) – ничьих.
Сними с гвоздя свой колыбельный лук,
на тетиве стрелу свою начни.
И верь – опять воспрянет тетива.
Стрела свершится, рассекая страх.
Коленопреклонённая трава
восстанет. А у роз на деревах
распустятся, как девичьи, глаза.
А небо – необъятно вновь и вновь.
А нежная распутица – гроза
опять любовью окровавит кровь
И ласточка, душа твоих тенет,
взовьётся, овевая красный крест.
И ласково прошепчет в тишине:
– Он умер (сам сказал!), а вот – воскрес!
