А и все тебе пьется-воется, но не плачется, хоть убей. Твои мальчики –
божье воинство, а ты выскочка и плебей; там за каждым такая очередь, что
стоять тебе до седин, покучнее, сукины дочери, вас полгорода, я один;
каждый светлый, красивый, ласковый, каждый носит внутри ледник –
неудачники вроде нас с тобой любят пыточки вроде них.
Бог умеет лелеять, пестовать, но с тобой свирепеет весь: на тебе ведь
живого места нет, ну откуда такая спесь? Стисни зубы и будь же паинькой,
покивай Ему, подыграй, ты же съедена тьмой и паникой, сдайся, сдайся, и
будет рай. Сядь на площади в центре города, что ж ты ходишь-то напролом,
ты же выпотрошена, вспорота, только нитки и поролон; ну потешь Его, ну
пожалуйста, кверху брюхом к Нему всплыви, все равно не дождешься
жалости, облегчения и любви.
Ты же слабая, сводит икры ведь, в сердце острое сверлецо; сколько можно
терять, проигрывать и пытаться держать лицо.
Как в тюрьме: отпускают влёгкую, если видят, что ты мертва. Но глаза у
тебя с издевкою, и поэтому черта с два. В целом, ты уже точно смертница,
с решетом-то таким в груди.
Но внутри еще что-то сердится. Значит, все еще впереди.
(18 оценок, среднее: 4,56 из 5)