За взлетом розовых фламинго,
За синью рисовых полей
Всё дальше Персия манила
Руками старых миндалей.
И он ушел, пытливо-косный,
Как мысли в заумь, заверстав
Насмешку глаз — в ржаные космы,
Осанку денди — в два холста.
Томился синий сумрак высью,
В удушье роз заглох простор,
Когда ко мне он ловкой рысью
Перемахнул через забор.
На подоконник сел. Молчали.
Быть может, час, быть может, миг.
А в звездах знаки слов качались,
Еще не понятых людьми.
Прорежет воздух криком птичьим,
И снова шорох моря нем.
А мы ушли в косноязычье
Филологических проблем.
Вопрос был в том, вздымать ли корни,
Иль можно так же суффикс гнуть.
И Велимир, быка упорней,
Тянулся в звуковую муть.
Ч — череп, чаша, черевики,
В — ветер, вьюга, верея.
Вмещался зверь и. ум великий
В его лохматые края.
Заря лимонно-рыжим шелком
Над бархатной вспахнулась тьмой,
Когда в луче ом скрылся колком,
Всё рассказав — и всё ж немой.
И лист его, в былом пожухлый,
Передо мной давно лежит.
Круглеют бисерные буквы
И сумрачные чертежи,
Урус-дервиш, поэт-бродяга
По странам мысли и земли!
Как без тебя в поэтах наго!
Как нагло звук твой расплели!
Ты умер смертью всех бездомных.
Ты, предземшара, в шар свой взят.
И клочья дум твоих огромных,
Как листья, по свету летят.
Но почему не быть в изъяне!
Когда-нибудь в будой людьбе
Родятся всё же будетляне
И возвратят тебя в себе.
