Я гляжу на вашу шубку,
Я расстроиться готов:
Сколько было перебито
Милых дымчатых кротов.
Сколько твари этой серой
Уничтожено в полях,
Лишь бы вам блистать Венерой,
Утопающей в мехах!..
А когда еще и мрамор
Вашей шейки неземной
Оттеняете вы пышной
Черно-бурою лисой,
Мне, кому бы только славить
Вашу смутную красу,
Мне становится обидно…
Не за вас, а за лису!
Я гляжу на ваши руки,
И считаю, мизантроп,
Сколько надо было горных,
Темноглазых антилоп,
Грациознейших животных
Меткой пулей пронизать,
Чтоб могли вы и перчатки,
Как поклонников, менять!..
Я гляжу на сумку вашу,
На серебряный затвор.
А на сумке чья-то кожа
Очаровывает взор.
И встает передо мною
Голубой, далекий Нил…
И шепчу я с тихой грустью:
— Бедный, бедный крокодил!
Наконец, на ваши ножки
Я взволнованно гляжу,
И дрожу, и холодею,
Холодею и дрожу…
Ради пары ваших туфель,
Ради моды, для забав…
Черным негром был отравлен
Ядом собственным удав!!
И когда в звериных шкурах,
В перьях птиц и в коже змей,
Вы являетесь Дианой,
Укрощающей зверей,
Я хочу спросить невинно,
Тихо, чинно, не дыша:
— Где у вас, под всей пушниной,
Помещается душа?
