В последний раз блистательным светилом
Озарены граниты колоннад.
Так суждено. И вот с суконным рылом
Солдат Бубнов грядет в калашный ряд.
Потрясены порфировые своды,
И небеса грозой омрачены.
И — в ужасе счастливые народы
Счастливейшей на глобусе страны.
И в рубище, во вретище изгнанья
Исходит он!.. И слышатся вокруг
Гражданских жен безумные стенанья,
И стон, и вопль оставленных подруг.
Поет труба. Бетховенские марши
Наводят грусть и панику окрест.
И уж бегут во страхе секретарши
С насиженных и секретарских мест.
И только он, и Феб и Анатолий,
И драматург, и тайный беллетрист,
По склонностям законченный Павзолий,
По паспорту весьма социалист,
С лукавою улыбкою взирает
На новообращенную Дафнэ,
И прядь волос небрежно оправляет
И вскидывает потное пенсне.
Он все постиг: и негу пресыщенья,
И власти хмель, и некой бездны край.
И видел он на ниве просвещенья
Такой необычайный урожай,
Такой восторг счастливого покоса,
Таких соревнований идеал,
Что в качестве жнеца и наркомпроса,
Вот именно, и сеял, и пожал.
Разбита цепь невежества и мрака…
Теперь в избе любого мужика
Читают утром Бобу Пастернака,
А вечером читают Пильняка!
Исчез Олимп. Осиротели горы.
Поэзия покинула Парнас
И переходит прямо на заборы-
Для действенного пользования масс.
…И свет блеснул над плешью комиссара,
И снова тьма. И слышен шум шагов
Грядущего на смену кашевара
С веселенькой фамилией Бубнов.
