У редактора газеты,
Злой противницы движенья,
Собрались друзья по зову
Для совета в воскресенье.
Уж давно редактор смелый
И сотрудники газеты
Встречу юного прогресса
Слали грозные ответы;
Уж давно они где можно
Порицали дружным хором
Наше время, век растленный —
И проклятьем и позором
Всё клеймили; в их «Беседе»
Дон-Кихоты тьмы кромешной
Проповедовали с жаром
Аскетизма путь безгрешный,
Дух терпенья и молчанья…
Но теории прекрасной
Тех новейших публицистов
Не внимал наш век ужасный.
И к редактору «Беседы»
Приглашенные собратья
Собрались, чтобы услышать
Акт торжественный проклятья,
Акт проклятья громогласный
Окаянному прогрессу,
Людям нового развитья —
Всем служащим века бесу.
Собралося заседанье
И внимало с умиленьем,
Как редактор, жрец премудрый,
Им читал акт отлученья.
Волоса назад отбросив,
Став с приличной сану позой,
Начал он, сверкнув очами,
Распаленными угрозой:
«Силой правды и закона,
Силой истин всемогущих
Всех, науки и прогресса
Власть открыто признающих,
Мы клянем и к мукам вечным
Абирона и Дафона
Обрекаем их для казни,
Горьких мук, и слез, и стона.
Мы клянем их именами
Ксенофонта и Фаддея,
И отныне и вовеки
Проклинаем, не жалея:
Всюду, где б их ни застали,
Дома, в клубе, в балагане,
За пером, смычком иль кистью,
В министерстве, в ресторане,
Спящих, бодрствующих, пьющих,
Трапезующих, cacando,
Недугующих, плененных,
Чуть живых… flebotomando.
Проклинаем во всех членах,
В сердце, чреве и глазницах,
В волосах, ногтях и жилах,
В бакенбардах и ресницах…
Всюду их найдет проклятье
И предаст в жилище беса:
Так клянем детей мы блудных
Окаянного прогресса…»
И собратья с дружным плеском
«Так и будет» повторили,
И все подписью формальной
Акт проклятья закрепили.
