Не ангельская тень идёт и не красотка
под вечер, то скорбя, то чувствуя отраду;
пришлец ощупывает в забытьи прохладу
и кипарисы — и душа в нём страждет кротко.
Пуст рынок, где плоды утаивают алость.
Роскошество церквей погружено в потёмки,
в саду оркестрик распинается негромкий,
и отдыхает после ужина усталость.
Коляски и ручья доносится рулада,
о невозвратном детстве грезит поседелый,
мистически сошлись созвездия Ангелы,
и круг смыкает свой вечерняя прохлада.
Мак одинокого пришельца расслабляет,
и зрит он истину и радость Бога с нею.
И прочь бредёт из сада тень его, белея,
и над печальною водой чело склоняет.
В окне забытой комнаты — ветвей шептанье,
цветов вечерних дрожь и любящее небо.
Живущим — золото созревших лоз и хлеба,
а мёртвым — сладость дум и лунное сиянье.
