Александр Вертинский — Желтый Ангел: Стих

В вечерних ресторанах,
В парижских балаганах,
В дешевом электрическом раю,
Всю ночь ломаю руки
От ярости и муки
И людям что-то жалобно пою.

Звенят, гудят джаз-банды,
И злые обезьяны
Мне скалят искалеченные рты.
А я, кривой и пьяный,
Зову их в океаны
И сыплю им в шампанское цветы.

А когда наступит утро, я бреду бульваром сонным,
Где в испуге даже дети убегают от меня.
Я усталый, старый клоун, я машу мечом картонным,
И в лучах моей короны умирает светоч дня.

Звенят, гудят джаз-банды,
Танцуют обезьяны
И бешено встречают Рождество.
А я, кривой и пьяный,
Заснул у фортепьяно
Под этот дикий гул и торжество.

На башне бьют куранты,
Уходят музыканты,
И елка догорела до конца.
Лакеи тушат свечи,
Давно замолкли речи,
И я уж не могу поднять лица.

И тогда с потухшей елки тихо спрыгнул желтый Ангел
И сказал: «Маэстро бедный, Вы устали, Вы больны.
Говорят, что Вы в притонах по ночам поете танго.
Даже в нашем добром небе были все удивлены».

И, закрыв лицо руками, я внимал жестокой речи,
Утирая фраком слезы, слезы боли и стыда.
А высоко в синем небе догорали божьи свечи
И печальный желтый Ангел тихо таял без следа.

Анализ стихотворения «Желтый Ангел» Вертинского

Стихи «Желтый ангел» Александра Николаевича Вертинского – автопортрет артиста на фоне эпохи.

Стихотворение датируется 1934 годом. Его автору исполнилось 45 лет, Россию он давно покинул. Как позднее поэт писал в мемуарах, эмиграция его была не столько идейной, сколько стихийной: в период глобальных перемен он решил переменить и собственную судьбу, отправиться в большое путешествие. Тем более что в России у него не осталось близких: родителей он лишился еще в детстве, с сестрой был разлучен, в молодости они случайно встретились, а вскоре опять потеряли друг друга из виду, и ему сказали, что сестра умерла. В эмиграции он женился, впрочем, к 1934 году брак уже, по сути, распался. Он проводит жизнь в пути, на гастролях в столицах и в провинции. И все чаще задумывается о возвращении в Россию. Осуществится это желание девять лет спустя. В жанровом отношении – монолог, исповедь, музыкальная новелла, размер полиметричный: разностопный ямб (в шестистишиях) и восьмистопный хорей (в четверостишиях). Есть и женские, и мужские рифмы. Лирический герой – сам автор. Поэт начинает с перечислительной градации, где из тьмы возникает «дешевый электрический рай». Эта метафора – квинтэссенция видимого благополучия, сытости. «От ярости и муки»: гордость разлеталась вдребезги — под стук вилок, при смехе и брани посетителей, от бесцеремонности хозяев заведений. Впрочем, прием был разный. Чаще всего артиста можно было увидеть в ресторанах «Казбек», «Казанова». Париж был контрастной, но полезной школой мастерства, как позднее признавал сам поэт. Пение его похоже на жалобу, плач. Во вторую строфу врывается современная музыка, джаз-банды. «Злые обезьяны»: разгоряченная публика со звериными повадками. «Искалеченные»: их неистовство уже надломлено, болезненно. Далее идет беспощадная самоирония: кривой и пьяный. Смешной в своих потугах зазвать обезьян «в океаны». Броский образ: цветы в шампанское. Утром угар кончается, герой чувствует себя развалиной, кентервильским привидением, от которого сперва шарахаются, а потом осмеивают. «Даже дети»: любопытные ко всему необычному, игровому. «Бешено встречают»: оксюморон, ведь Рождество принято встречать иначе. Герой забывается сном без сновидений. «Поднять лица»: пал духом. Казалось бы, чудесный праздник позади, но чудо все же свершается. Игрушечный ангел оказывается живым. Он жалеет «старого клоуна», передает ему сочувствие от всего «доброго неба». Стыд из-за своей слабости, самообмана испытывает герой. «Фраком»: в те годы поэт почти отказался от костюма Пьеро. Ангел оставил его, но эта встреча не прошла бесследно. В жизни стало чуть меньше бессмыслицы и мрака. Божьи свечи (сравнение). Лексические повторы: тихо (относятся к ангелу). Эпитеты: печальный, бедный. Инверсия, антитеза, рефрены, лексика возвышенная и просторечная.

В «Желтом ангеле» А. Вертинского фантасмагория сочетается с мотивами святочного рассказа.