Собрание редких и малоизвестных стихотворений Семёна Ботвинник. Здесь мы сохраняем тексты, которые ищут реже, но они дополняют картину его поэтического наследия и подходят для детального изучения творчества. Больше известных текстов — на главной странице поэта.
* * *
Опять весна ее зовет
Опять весна ее зовет,
опять неймется…
Пусть эта женщина живет
как ей живется…
Зачем держать ее в тисках,
брести по следу —
ты с ней на разных языках
ведешь беседу…
А у нее в душе свое —
а вдруг да чудо?
Уже ведь молодость ее —
на дне сосуда…
От мелочей отрешена,
от бед, что рядом,
куда-то вдаль глядит она
упорным взглядом…
Ты не отступишь перед ней
ни на иоту —
но что-то женщине видней,
понятней что-то…
Ту даль, что так ее влечет,
зовет, тревожит —
мужской твой ум
никак в расчет
принять не может…
Людям — жить!
Девушка торопится куда-то
В час заката…
Каблучки стучат.
Вслед глядят и щурятся ребята,
Я гляжу на них
И на закат.
Смена лет —
и новая проблема…
Алый свет —
и синеватый дым,
Вечная есенинская тема:
«Я не буду больше молодым…»
…Каблучки постукивают звонко.
Тише… Чу… Не слышно ничего…
Но закат очерчивает тонко
Этих лёгких линий торжество,
Этот плеск волос,
И трепет ситца,
Дальний шпиль на огненной гряде.
Людям — жить.
А жизни — расходиться
Вечными кругами по воде.
Мать и дитя
Где-то за юртой, за пологом тонким
Крик раздаётся во мгле:
Плачет верблюдица
над верблюжонком,
К тёплой приникла земле…
Травы ведут свои тихие речи,
Низкие звезды горят…
Плачет верблюдица по человечьи
Долгие ночи подряд.
Голос над степью разносится скорбный,
Плачет верблюдица: тут
Он и зарыт —
её гордый, двугорбый,
Добрый малютка верблюд…
Никнет кустарник в печали и страхе,
Лунный туманится лик.
Крик этот знают издревле казахи —
Жалобный, горестный крик.
Эхо его отзывается звонко,
Замершим детям — внимать…
Крепче к себе прижимает ребёнка
В юрте уснувшая мать…
Плач этот
Завтра послышится снова.
Там, за зелёным бугром,
Стонет
бессмертное горе живого
Ночью под звёздным шатром.
Родина Россия
Какие видел я метели,
Какие вихри душу жгли,
Какие годы пролетели,
Прошелестели, проползли!
Крутой овеянные славой,
Они летели над страной,
Ползли под проволокой ржавой,
Под говорильней ледяной.
Нерастворим в душе осадок —
Какая свет сокрыла тень,
Как горек был мой день — и сладок,
Как был нелёгок этот день.
Но я до гроба помнить буду:
Со мной судьбу свою деля,
В огонь и воду шла — повсюду
Меня вскормившая земля.
Она жила нелёгкой новью,
Завесив тучи кумачом…
И нёс я в сердце
Боль сыновью,
Которой время нипочём.
Руины Грозного
Руины Грозного страшны,
Дырявых стен провалы…
Опять зловещий лик войны,
В России — всё бывало.
Идёт, как новая волна,
Тревожная година, —
Опять солдату лжёт война:
Ты в бой идёшь за сына.
Войне опять гробы строгать,
Не впрок войне наука, —
Она и сыну будет лгать:
Ты в бой идёшь за внука.
За годом год. За родом род.
Судьбы кровавый поворот.
А мы — сыны иной войны.
Иной весны — победной,
Мы на алтарь принесены
Своей отчизны бедной.
Иная сила нас вела
В огонь — под вой металла,
Но тень двуглавого орла
Над нами не витала…
За годом год. За родом род.
Судьбы кровавый поворот.
И не постичь.
И не понять.
И страшной боли не унять.
Самые слабые звери
Тень промелькнула — ружьё не весу,
лес приумолк,
вспоминая потери…
Крупных зверей не осталось в лесу,
крупные -самые слабые звери.
Мелкий — в игольное влезет ушко,
мелкий — не гибнет от малых лишений…
Крупным — укрыться от глаз нелегко,
крупные — лучшие в мире мишени.
Крупный покажет берлогу свою,
крупный выходит, охотнику веря,
прямо выходит навстречу ружью,
крупные самые добрые звери.
Встретишь охотников и егерей,
встретишь медвежью семью —
на манеже…
Добрых, неловких мохнатых зверей
ныне всё реже ты видишь и реже…
Стало в лесных пустовато краях.
Тени мелькают… Костры зачадили.
Что тут поделаешь?
Даже в боях рослых
не слишком-то пули щадили.
Сель
Сверкает лёд Памира,
Подтаяв по весне…
И свет, и радость мира
В его голубизне.
Ни скалам крутолобым,
Ни всаднику в седле,
Ни смуглым хлопкоробам
На высохшей земле —
От солнечного взора
Не скрыться никуда,
Блестят под ним озёра —
Студёная вода…
Играет тень платана,
По-юному легка,
Светла и первозданна
В камнях шумит река.
Для малого селенья,
Для горного гнезда
И гибель, и спасенье
Гремящая вода.
И чутко люди внемлют,
Когда в тревожный срок
Толчки глухие землю
Уводят из-под ног:
Тогда, как паутину,
Река в лихом году,
Обрушась, рвёт плотину —
Живому на беду…
Блестят в горах Памира
Озёра-жемчуга,
Но боль и горечь мира
Не тают, как снега.
Старые мысли из молодых лет
Чугунные цепи скрипят
на мосту.
Последний гудок замирает
в порту.
Уходит река в темноту…
Но ты побывай на свету
и во мгле,
шинель поноси, поброди
по земле,
в любви обгори — и тогда
услышишь, как цепи скрипят на мосту,
как долго гудок замирает
в порту,
как бьется о камни вода…
Храм
Различить в запустенье непросто
Безымянных творцов мастерство…
Храм стоит посредине погоста,
Порастрескалась кладка его.
Кто придет к позабытому чуду?
Там, внутри, полумрак неживой,
Обвалилась извёстка повсюду,
Камни скрыты под дикой травой…
И мутнеет небесная сфера,
Облака пробегают гуртом,
Вера старая, новая вера
Под косым заплутались крестом
Потускнела давно позолота,
Отторгается времени пласт…
Перестраивать многим охота —
Только строить не каждый горазд.
Берлин горит
Берлин горит. Подтаявшая тьма
Все выше подымается и выше…
Огонь вошел в угрюмые дома,
И с тяжким гулом оседают крыши,
И наземь балки падают, звеня,
И жаркий пепел сыплется за ворот…
Я много видел пепла и огня;
Я видел свой, войну познавший, город
И пламя, полыхающее в нем…
Берлин горит совсем другим огнем.