Кусок небосвода причудливо вырезан кровлями.
Пей крепкое зелье мороза — заплачено кровными!
Январь-стеклодув потрудился над хрупкими кронами,
и столько стекла,
что бей не жалея, и счастье уже обеспечено.
Луна обесточена. Все в эту ночь обесцвечено.
Лишь полночь бела.
Хоть в ночь на четверг все шныряет среда, как наводчица,
немилую зиму, и ту прогонять мне не хочется.
Пускай эта белая стужа меж зданий полощется.
Ведь ясно душе:
торопишь весну, и апрелю быть может, икается,
но жизнь подгоняешь, а смерть там, вдали, откликается,
и близко уже.
Былое, как южное лето в полярных зимовниках,
в нас бродит. И русский наш рок о фабричных гармониках
тоскует. И рокер безумный «Похмелье в Хамовниках»
лудит на трубе.
И Божий «жигуль» — шина скачана, дверь разворочена, —
не ведая, где там проезжая часть, где обочина,
гуляет себе…
