В авангардный Серебряный век Юлиан Павлович Анисимов (1886-1940) собирался войти как художник и скульптор. Однако болезнь и обстоятельства повлияли так, что он дебютировал с негромкой лирикой на религиозную тему. Его первая книга вызвала разноречивые толки: стихи то превозносили за сладкий покой образов и несовременность языка, то подозревали в подражании раннему Александру Блоку и второстепенным народным поэтам.
В дальнейшем поэт слегка экспериментировал в духе футуризма, писал загадками в рубленом ритме, увлекся модной антропософией. После революции нашел себя в искусствоведении, музейном деле, стал хранителем Третьяковской галереи. Сказалась здесь и слабость поэта к живописи, ведь в свое время Анисимов брал уроки у самого Матисса в Париже. В последние годы он много занимался переводами стихов американских негритянских поэтов, пролетарских по духу.
Наследие Анисимова контрастно, на любой вкус. Ранние стихи полны ласковой меланхолией в описании веры, природы и чувств, старинностью слога, поздние – более мятежные, философские. Не утратили актуальность и его переводы, в частности, стихов Рильке. Творчество Анисимова – одна из многих, но любопытных страниц литературы довоенного периода, несомненно, заслуживающая внимания.
* * *
В приделе маленькой церквушки
В приделе маленькой церквушки
В моей деревне, у полей,
Я свечку тонкую затеплил
Тебе, Сладчайший Иисус.
Но не прилежно я молился,
Я тихо грезил о Тебе,
А с близких зорь струился в двери
Убор опушек, мгла и даль.
И голосистая кукушка
Прокуковала и ушла,
И мне открылся путь далекий
И незнакомая страна.
И я иду, и — тихий шелест
Покорно гнущихся стеблей,
И каждый шелест — это песня
Тебе, Сладчайший Иисус.
И дни грядущие чудесны,
И росы синие светлы,
Не оттого ли, что свечою
Твоею тонкой возжены?
Весенний дождь
Мы — те нити, которыми нежно
Безнадежная сшита любовь,
И покоится плат безмятежно
Над хранилищем светлых даров,
О весна! Ты ли кротким сияньем
Осенила персты облаков,
Дождевым, серебристым лобзаньем
Затуманив нечеткую новь.
По тропинке, когда еще влажно,
Мы уйдем далеко, далеко,
Будет в шорохе ветра протяжном
Нашим пальцам сплетаться легко.
О, примите весеннего хлеба,
И печальтесь о том, что весна
Зеленеет так кратко у неба,
Что разлука так странно верна.
Камень — это рука
Камень — это рука,
Которой
Сжат страх,
Оттого лежащий,
Замкнутый мир,
Оттого всегда камень
Похож на чашу,
Оттого всегда камня
Ты ищешь испить.
Камнем сгрудилась комната
Камнем сгрудилась комната,
Тело белым прожилком лежит.
Вон та
Луна
Не пробьет окна,
Набежит
Первый плеск времени,
Колени мне
Быстрый ходок,
Утренний холодок
Обоймет,
Пристынет сталь стремени,
Утренний гон коня
Вылечит меня.
Крестится избенка
Крестится избенка
В скудные поля,
Скучная сторонка —
Родина моя.
По весне туманно
Зеленеет новь…
Здесь узнал я странно
Странную любовь.
Все-то кто-то кличет,
Милый голосок,
Под ноги мне тычет
Камни да песок,
Вот кукушка в зори
Вышла куковать,
Как случилось горе —
Не могу понять.
Крестится избенка
В дальние поля,
Скучная сторонка —
Родина моя.
Круглогодие
П. Зайцеву
1. Осень
Вынюхал пес
Всю дичь с моих болот
И охотник домой унес
Дичь и дикий мед
И дома устроил он
Пирушку для своих гостей
И увидел я сквозь окон
Огромных, как жизнь, людей.
Встали, взлетел потолок
И наверху засиял,
Пошли, заскрипел песок
И пес впереди побежал.
2. Зима
Листья — утонченники,
Снег — примитив,
Оттого, что в снегу
Всегда сидит Снегур.
3. Интермеццо
К вечеру лягушек
Все громчает стон,
А к моей подушке
Подбегает сон,
Знаю, он, негодник,
До другого дня
Из меня сегодня
Выведет меня.
4. О Весне
И зимою бывает весна:
Самовар, зрея,
Зашумит, как аллея,
Поблескиваньями
Выплескиваясь:
Так аллея
Златодымея
Попискивает
Первыми искрами
Птиц.
5. Лето
Все дело в оконной раме:
Она между нами и липами
Пустыми качается скрипами,
А липы: они густые,
Особенно на верху,
Где голубые
Зайчики по стиху
Перешептываются.
Над узором вечернего неба
Константину Локсу
Над узором вечернего неба
Есть дорога в небесных полях,
Где колосья алмазного хлеба
Задремали в блаженных лучах.
Богородица этой дорогой
В летний вечер подходит к земле,
Благодать разостлать над тревогой,
Погрустить с истомленным во мгле.
Если жаль еще в жизни чего-то,
Посмотри — точно светлый покров,
Ее очи глядят из киота
Золотых, вырезных облаков.
В синеве исчезающей дали —
Замирающий шелест овса,
Будто все утолила печали
Голубая лампадка — роса.
Стихи мои, нежные гости
Борису Садовскому
Стихи мои, нежные гости
Неведомых, ласковых стран,
На сердце, на старом погосте,
Раскиньте ваш радостный стан.
От дымки родимого поля
Ваш тонкий, летучий туман,
Пусть хлынет на горькую долю
Весны голубой океан!
И вот — серебристые струи,
И вот — зашумят зеленя,
И вот — золотое «люблю я»
По стеблям пропело, звеня.
И если я долго томился,
И если роса на заре,
И если овес задымился
В прозрачном ее серебре —
Стихи мои, нежные гости
Неведомых, ласковых стран,
На старом, забытом погосте
Вы радостный ставите стан.
Из Рильке
Вы словно челны, сестры,
К берегу дней привязан,
Тихий ваш сон не сказан,
и оттого вы бледны.
Грусть свою грустным взором Вам
прошептать озерам,
грезится даль волны.
Но ветер вздохнет прибрежный,
Причале натянет нежно
и печалитесь вы о нем.
«Лебеди мы — о сестры,
Челн из ракушек пестрый,
Сказочный челн влечем».