Сказал себе я: брось писать!
Но руки сами просятся.
Ох, мама моя родная, друзья любимые!
Лежу в палате — косятся,
Не сплю — боюсь, набросятся,
Ведь рядом психи «тихие», неизлечимые.
Бывают психи разные —
Не буйные, но грязные,
Их лечат, морят голодом, их санитары бьют.
И вот что удивительно:
Все ходят без смирительных.
И то, что мне приносится, — всё психи эти жрут.
Куда там Достоевскому
С «Записками…» известными!
Увидел бы покойничек, как бьют об двери лбы!..
И рассказать бы Гоголю
Про нашу жизнь убогую!
Ей-богу, этот Гоголь бы нам не поверил бы.
Вот это мука! Плюй на них —
Они ж ведь, сука, буйные:
Все норовят меня лизнуть — ей-богу, нету сил!
Вчера в палате номер семь
Один свихнулся насовсем —
Кричал: «Даёшь Америку!» — и санитаров бил.
Я не желаю славы и
Пока я в полном здравии:
Рассудок не померк ещё. И это — впереди.
Вот главврачиха, женщина,
Пусть тихо, но помешана —
Я говорю: «Сойду с ума!» Она мне: «Подожди!»
Я жду, но чуйствую — уже
Хожу по лезвию ноже:
Забыл алфавит, падежей
припомнил только два…
И я прошу моих друзья,
Чтоб кто бы их бы ни был я,
Забрать его, ему, меня отсюдова!
