Василий Рубан — Стихи

Можно ли нищенство
Деньгам предпочесть?
Деньги – лучше средство
В свете всё обресть.
Деньги в честь выводят,
Нам друзей находят.
Где сребро блеснёт,
Взоры там народны;
Где богач идёт –
Путь открыт свободный.

Хитрыя затеи,
Что наш тешат взор,
Сад, пруды, аллеи
И другой прибор
Зрелищей приятных,
Мыслям непонятных,
Можно им причесть.
Что вдали родится,
Коли деньги есть,
В миг у нас явится.

Царств великолепность,
Блеск безбранных дней,
В брани нужну крепость,
Всех союз вещей
Деньги составляют.
Деньги прикрывают
И пороки злых..
Кто сребром запасен,
Тот в глазах людских
Честен, остр, прекрасен.

Мудрость драгоценна,
Что черплем из книг,
Деньгам покоренна;
Достаем чрез них
Всех родов машины –
Знать вещей причины.
Деньги во страны
Носят нас далеки,
Им отворены
Все библиотеки.

О, сребро и злато!
И ты, звонка медь!
Что у нас отъято,
Коли вас иметь?
Вы чрез пищу голод,
Чрез одежду холод
Отвративши прочь,
В изнуренно тело
Льете прежню мощь,
То бодря на дело.

Капли пить врачебны,
Чтобы боль прогнать,
Вы и тут потребны:
Без вас – умирать.
В деньгах пользу многу,
Сильную помогу
Видит человек.
Деньги нам прибавить
Могут краткий век,
Нас с одра восставить.

Жизненну ли силу
Отнял смертный час –
Деньги и в могилу
Провожают нас.
Деньги землю роют,
Деньги в землю кроют
Труп наш от живых.
Это есть бесспорно:
Деньгам всё покорно,
Всё находим в них.

Пою податливость усердныя руки!
Наддачей при торгах казны откупщики,
Благопотребную я пившие услугу
Для польз отечества, земному в славу кругу!
Я ваши в алфавит привел здесь имена,
Да их и поздние узнают времена.
В пределах будете всего известны света,
Ходячая везде прославит вас монета.
Вы, вы, Силен и Вакх, веселий божество,
Народов радостно умножьте торжество!
В честь вашу строются откупщиками храмы
И украшаются зелеными диетами
Неувядающих древес чрез целый год,
Да весел завсегда пребудет в них народ.
Кто ж именно и где усердный труд являют,
Читатели сие из росписи узнают,
В порядке азбучном предложена она
С названиями мест чины и имена
Благоуслужливость отечеству явивших
И за усердность песнь похвальну заслуживших
Пиита, коего готовность есть пера
Описывать весь век споспешников добра
Да в росском и они известны будут мире!
И радость возглашать соотчичей на лире,
На казовый конец и полный алфавит
Имен их и чинов являет здесь пиит.
Да каждый, кто его увидит, прочитает
И об отличии усердия узнает.
Но званью и числу взятых на откуп стран
И сколько у кого обилен есть карман, —
Удобно может то в уме своем расчислить,
И о имении своих сограждан мыслить
Удобность каждому откроется чтецу.
Но славы вашея, откупщики, певцу
Хоть малу часть своих доходов уделите,
И книжек по пяти трудов его возьмите,
Которы издал он для пользы общей в свет.
Сего возмездия себе от вас он ждет
За сочинение стихов и алфавита,
Где ваша взору всех услужливость открыта.
В признанья вашем он себя надеждой льстит
И щедрость вашу вновь пред светом возвестит,
Прострет похвальное о вас к народу слово,
И сборище у вас веселых будет ново.
В противном случае, оборота назад,
Он лиру на другой свою настроит лад.

Устал, устал до пота
Лукерьин кум Кузьма!
Мила мне, рек, работа,
Калинишна кума!
Коль и хлеб у нас с водою,
Ляжем кумушка с тобою.

Ночь нам весело минет
Мне с кумою грусти нет.
Кто как хочет пусть толкует,
Моя совесть не тоскует,
Я и ухом не веду,
Что с кумою спать иду.

Пусть роскошные соседы
Пиры строят и обеды,
А мы хлебом и водой
Будем сыты век с кумой.
Наша крестница здорова,
Ей дана от нас корова.

На молочной та еде,
Мы на хлебе и воде;
Жизнь спокойно провождаем,
Больше счастья не желаем.
Кто что хочет примечай,
Спать с кумой нам не мешай.

Дел домостройственных ты, Пассек, председатель.
И блага общего ты твердый надзиратель.
Все Общество тебя за труд благодарит,
Споспешником тебя оно благ общих зрит.
Быть членом Общества сего я честь имею,
Но как полезным быть ему не разумею.
О земледелии писал стихи Марон,
Но в Риме огород имел при доме он
И дачу, какова твоя при Могилеве,
Он хлеба всякого заботясь о посеве
И роды разного там содержал скота.
Пленяла взор его мест сельских красота.
И хвалит своего щедроты Мецената,—
Чувствительной души то должна дань и плата.
Подобной щедростью и я тебе хвалюсь
И царской звать ее щедротой не стыжусь.
Пять тысяч четвертей земли мне князь Тавриды
Давал, но на письме ее лишь зрятся виды,
В поместье ж не пришла сия поднесь мне часть.
И я не знаю кто принял ее во власть,
Или казенною осталася поныне.
Я бобылем живу и в горестной судьбине,
И нанимаю дом, хоть не весьма хорош,
Доколе есть еще в кармане царский грош.
Своей же нет земли ни четверти аршина.
Наследие мое всех улиц грязь и тина,
Котору всякий день ногами я мешу
И часть не малу в дом на обуви ношу.
Я делал опыты и из сего навоза,
И на грязи моей росли тюльпан и роза.
Но кая польза мне от опытных цветков,
Я лишню истоптал лишь пару башмаков,
И опыты мои мне бесполезны стали,
Когда цветы мои засохли и увяли.
Под руководством я теперь твоим идя
И ниву новую парнаску заводя
Во приобретенном краю недавно польском.
И слыша земляков о действе том иройском,
Во кратком слоге их я подвиг описал;
С сим опытом трудов пред твой я взор предстал.
Врожденную в тебе любовь к наукам зная
И добротворный дух твой сердцем почитая,
Льщусь выгоды в тебе желанные иметь:
Домостроитель ты и знаешь, чем согреть
Оледеневшую земли замершей жилу.
На многомощную твою надеясь силу,
И опыты моих хоть небольших трудов
Во благодетельный вручая твой покров,
От меценатской же я жду твоей десницы,
Что щедрой взору ты представя их царице,
Желаемое мной составишь щастье тем;
С покорностью теперь тебя прошу о сем.

По воле божества и силою указа,
Граф Зубов членом стал Военного приказа!
Держащим на врагов со молнией перун,
Которому и Марс послушен и Нептун.
Все рады суть сему, я паче всех доволен,
Быв лета многие неизцелимо болен,
Надеяся, что он по милости своей
Спокойством облечет моих остаток дней:
В военной бо и я советником служу,
Но не советую, а только превожу
На русской польские патенты и дела,
Но кроет мрачная мои зеницы мгла,
И продолжать уже сей труд не дозволяет,
Хотя усердием мой к службе дух пылает:
Уже бо тридесят и слишком лет прошло,
Как в офицерский чин мя счастье возвело,
Шестой же от роду лет прохожу десяток,
И в жалованьи весь мой состоит достаток,
Да разве мне своей деревней счесть Парнасс.
Скотины же один, но ветхий уж Пегас.
Осьмнадцать лет служил при князе я Тавриды;
Но к горести моей и к чувствию обиды
Тот, кто трудившихся при оном представлял
Умершим знать меня сочтя, не написал,
И тем лишил меня участия награды
На штат покойного от росския Паллады.
Котора матерни на всех щедроты льет
И как живущим, так и мертвым воздает
За труд к отечеству, о редка добродетель!
Да продлит жизнь ее вселенныя содетель
До самых позднейших времен и лет, и дней,
Для счастья подданных, для помощи царей.
Не люди лишь одни, но рыбы, звери, птицы,
Как удивленный перс, быв у сея царицы,
Заметил, — от нее довольством снабдены, —
Чего же ожидать словесные должны?
Хоть подданным ее последним я считаюсь,
Но милостьми ее вседневно озаряюсь,
И благодарственные песни приношу
И буду пети ей доколе же дышу.
Найбольшим для себя то счастьем почитаю,
Что жизнь во дни ее на свете продолжаю.
Не лишних требую при старости наград,
Но чтоб коллежских мне советников оклад,
Каков в сем городе по штатам утвердила,
Чтоб оной дать и мне теперь благоволила;
Или ясней сказать, чтоб до последних дней
Мне семьсот пятьдесят в год пенсии рублей
Высоким повелеть изволила указом,
И чтоб уволен я Военным был приказом
От скрибы, ибо я уже и слеп и глух,
Лишился зрения и потерял мой слух.
Вот в чем моя к тебе, граф Зубов, просьба слезна
Не сделай моего прошенья бесполезна;
Но милость бедному пииту покажи,
И к благодарности дух старца обяжи.

Природы тайны знать, руд положенье ведать,
Почетней, нежели на серебре обедать,
Неистощимого устав знать естества,
Полезнее, чем знать наряды щегольства
И ведать разные новейших мод уборы,
Приличней для коней какой кареты цвет,
Иль как протанцевать искусно минавет,
Что высшим даром благ считают петиметры,
И их сообщницы, в главе посящи ветры,
Которых жизни в том верховный есть закон,
Чтоб время года знать, или но их сезон,
Когда в тафту, в атлас, иль в бархат нарядиться,
Когда, кому с каким изгибом поклониться,
Как острым меж каких умов блеснуть словцом,
Презренье, иль хвалу кому явить лицом.
Вот знающего свет найбольши совершенства,
Но ведать способы народного блаженства,
Потребно более и знаний и труда,
Какая и каких крушцов у нас руда,
В каком стране какой доброты или видов? —
То ведать предлежит тебе теперь, Демидов! —
Понеже горних дел советником ты стал,
Я в сем достоинстве тебя не поздравлял,
Поздравить же теперь за долг и честь вменяю,
Не в прозе, но в стихах, и оным исполняю
Желание твое, и с радостию жду
Да вскоре узришь ты от рук монарших мзду.

Ты в крепость, в слабость я телесну облечен,
Твой дом обилием — мой скудостью снабден.
Карета, лошади — все у тебя готово.
На стихотворное лишь я обилен слово.
Деревни у тебя и многоплодный сад.
Я и надежды сих лишен иметь отрад, и т. д.

___________________

* Данный отрывок относится к так называемому поносному письму, адресованного Зорину. Деловая часть этого послания полностью совпадает с письмом, предназначенного Его высокопревосходительству Санкт-петербургского вольного Общества Президенту Петру Богдановичу Пасеку.

Счет забранных в зачет надгробия вещей.
Я, требуя от вас за надпись награждений,
За долг вменяю счет составить одолжений,
Какими жалован я в бытность здесь от вас.
Вы ласковы ко мне бывали всякой час,
Фунт чаю получил от вашего я сына
И в ангел мой сукна для фраку три аршина,
Бумаги разныя браконанныя десть,
Да Вашей фабрики иголок двадцать шесть.
Вот безурониая вам вся до нитки смета,
Чем своего снабдить изволили поэта,
И буде нужно, то поставьте в счет их мне, —
С охотою и то я всё приму в цене,
Какая, за хвалы родителя покойна,
Покажется для вас прилична и пристойна.
Хотя бы сотую иль тысячную часть
Того, что вы по нем в свою прияли власть,
Благоволили вы на бедных уделити,
Не может, кажется, за то греха вам быти
И польза б тем была родительской души —
Чистосердечия ты голосу внуши.

Нарышкин, обершенк Второй Екатерины,
Дом коего явил мне древние Афины!
С гречанкой грека в нем беседующих зрел,
Равно и древний Рим тут случай зреть имел,
Латинским языком имея в нем беседу,
Хозяйкою потом оставлен для обеду,
Которой слабых сих был слог мой поднесен,
И с благосклонностью от оныя прочтен.
На ней священнейший геройский знак сияет,
И образ божества грудь оной украшает!
Отборных явств имел я за столом куски
От благотворныя хозяйския руки,
С благоговением котору лобызаю,
И что за милости сии воздать? — не знаю.
Какое лучшее на свете есть вино:
Такое при столе мне было подано.
Потом, когда уже из-за стола все встали,
То о приехавшем с письмом гонце сказали.
Хозяин сам сего представил мне гонца,
Запечатленного я видел письмеца
Обверт со надписью и города на оном,
Я удовольствие мое явил поклоном.
Простясь с хозяином и в дом свой отхожу,
Открыл письмо и клад во оном нахожу.
Без всех заслуг моих хозяйской знак любови
И знаменитыя благорожденной крови
О ближнем чувствие, я оным поражен,
Не зная сам за что был столько одолжен.
Но сим не кончилось, еще, еще оттуда
Два сорта яблок мне пришли, два целых блюда
Печеных с сахаром, а из других компот —
Чем вдруг с запасом стал карман, желудок, рот.
Блажен кто жизнь свою во благе провождает,
Небесну мзду тому создатель обещает,
Для оказания ж без просьб, докук услуг
Являет образ нам пресветлый Фебов круг.
Вседневно он, всходя небесных вверх селений,
Не дожидался ни от кого молений,
Благотворительны лучи лиет на всех,
Чтоб быть споспешником отрады и утех
Многоразличного земных творений рода;
Им оживляется и всех вещей природа;
Как благотворный дождь иль нежная роса
Засохшие живит и злак и древеса, —
Так лира скудная живится от щедроты
И новые к стихам виною есть охоты.
Вот чувство каково, Нарышкин, я вмещал,
Как благотворное твое письмо читал;
Я начертание твоей лобзал десницы,
Имея полные слез радостных зеницы.
Что благо я себе нечаянно обрел,
Небесному сие все промыслу причел.
И милости твои, как и твоей супруги,
Без наймалейшей мне оказаны услуги,
Во всю чувствительны пребудут жизнь мою,
И я на лире их пред светом воспою.
Доколе будут в Белт струи Невы катиться,
Доколе дней моих течение продлится,—
Дотоле буду я щедроты ваши петь
И благодарное к вам чувствие иметь.

О наглости к тебе писал я мущниковой,
Что честь он повредил супруги Клепоковой,
Невежливо свой рот широкий растворя,
Кричал за нею вслед ура, ура, ура,
С протяжкой повторял потом и ура,
От слова же сего недалека и дура;
И множество других нелепостей вещал,
Чувствительность ее чем сильно обижал,
На улице большой в дни сырныя недели,
И люди на сие позорище смотрели
Со удивлением; представь же сколько зла
Мушная даме пасть сей песнью нанесла,
Что оная, шести рублей не пожалея,
Приходит на сего с прошением злодея
В судилище твое, Аникин; ты внемли
И пасть мушным кулям к ее ногам вели.
Сего единого она и ожидает,
А то квашня ее без хлеба рассыхает,
И живописная засохла мужа кисть,
Потщися хлеб ему доставить иль корысть
Решением его жены в бесчестьи дела,
Как только Фомина покажется неделя.
А просьбы моея сей дупликатный стих
Послал в апреле я, в день именин твоих,
С которыми тебя усердно поздравляю
И всех тобой самим желанных благ желаю!
Ты ведаешь, что я тебе на всякий год
В сей день трудов моих препровождаю плод.
Прими с приятностью мою невежну службу
И продолжай твою мне драгоценну дружбу.
О сем единственно тебя я и прошу
И яко друг тебе свой дупликат пишу.

Демидов, ты желал, чтоб я писал сатиру,
Да сто рублей твоих известны будут миру,
Пииту данные в день именин твоих,
Чем щедрость изъявил ты за похвальный стих.
Ты встретил с таковым подарком и пиита,
С каким того, твоя кем пара платья сшита,
Считая наровне пера с иглою труд;
Подобный в старину бывал Шемякин суд.
Теперь ума и рук способность различают,
Художеств и наук прямую цену знают;
Но и за сей тебя я дар благодарю;
И не сатиру, но послание творю;
B нежности твоей легонько дам заметить:
Не все то золото, или алмаз, что светит;
Гнилое дерево равно и червь земной
В углу при темноте свет испускают свой.
Блестящи мотыльки, летая над свещою,
B искры снежные блеск издают зимою.
Но ошибается наш часто слух и взор,
Нередко холмики нам кажут виды гор,
И вещи разные нас издали прельщают;
Но ближе рассмотря, восторги исчезают,
И бубны славятся, но за горами лишь;
Мня зреть большой корабль, смотрю поближе — лодка;
Мне с кедра шишечка свалилась иль колодка,
Но я и шишечке при недостатке рад:
И из нее развесть кедровый можно сад;
И добрым знаком дар сей неба почитаю,
Задатком большего я малое считаю,
Как слышал из твоих я благотворных уст,
Ты обещал еще, я твой обет не пуст.
Мне твой родитель был и дядя благодетель,
Им щедрости была врождена добродетель,
Они покоятся уже в блаженном сне,
Ты благ споспешником по оных буди мне.
От них была моя ущедрована младость,
Ты не оставь мою днесь дряхлу видя старость,
Которую уже влечет недуг во гроб.
Дух благодетельных имея ты особ,
Призреньем не оставь, да кончу дни в покос.
Большому кораблю и плаванье большое
Приличествует быть, ты и за малый стих
Потщись давать дары достойны рук твоих,
Усердный буди благ ты ближнему содетель,
И не останется безмездна добродетель.
Щедротой шествовать ты начал славы в храм
И узришь славную щедрот награду гам.
В наставший новый год тебя я поздравляю
И прошлогоднего обета ожидаю,
Который исполнять за долг души вменя
И дешево труды пиита оценя,
Вознаграждение соделав оным ново,
Исполни чрез сие тобою данно слово,
Которого уже не малы дни я жду,
Имев с моим трудом достаток твой в виду,
Понеже старику больному очень больно,
Когда довольные дать не хотят довольно;
А от других не так достаточных людей,
Л с удовольством в дар беру и сто рублей,
И меньшей дар цены с приятностью приемлю;
От многих же совсем и ничего не взъемлю;
Мне бог невидимо прещедрый воздает
И с лишком пятьдесят меня питает лет.
Щедрот его к себе я вечно не забуду
И прославлять его в похвальных песнях буду.
Доколе же дышу, и тех благодарить,
Кто будет волей мне его благотворить;
И не имев своих ни деревень, ни дому,
Я промыслу его себя вручу святому;
Зрю щедрящи меня вседневно небеса,
И благостей его меня поит роса.
На милосердие его я уповаю
И дней моих конца спокойно ожидаю;
Бог мне прибежище, защита, и оплот.
Вот мысль тебе моя, Демидов, в новый год.