С каким привычным наслажденьем
мы страстным упивались пеньем,
крутили диск не раз, не два,
не понимая, повторяли
записанные там, в Ла Скале,
нам неизвестные слова.
Они нам бедный слух ласкали,
есть в мире лучше что едва ли…
Но вот пришел на этот мед
(– Включайте ваш полночный чайник!)
театра местного начальник –
принес дословный перевод.
О боже мой! Неуж вот это
и произносят три дуэта,
и хор, и тенор золотой?
По сорок раз – пустые строки
про юбки, двери, юбки, койки…
– Нет, я уйду! – Нет, ты постой!
Неужто нежное «a more»
звучит так пошло в разговоре?
А может, лучше бы не знать,
о чем кричат они дословно,
сопрано, толстые как бревна,
и в серебре из жести знать?
А может быть, такая ж участь
у русской оперы?.. Не мучась,
кой-как слова переведя,
поют в стране далекой Глинку –
как шел Сусанин, как по рынку,
зонт вскинув на предмет дождя?
А может, непереводима
суть музыки?.. как запах дыма,
как звон петуший поутру?..
Она без слов живет в народе,
у нас в березовой природе,
у них в оливах на ветру.
Мы подпоем слова чужие…
Они волшебные, святые,
их никогда не перевесть –
их тронул музыкою Верди!
В них слезы о любви и смерти,
они теперь навек, поверьте,
какие есть, такие есть!
