Овидий — Ибис: Стих

В жиз­ни моей досе­ле я счел два­жды пять пяти­ле­тий —
А без­оруж­на была доб­рая Муза моя.
Мно­гие тыся­чи букв перо мое выве­ло в стро­ки,
Но ни в еди­ной из них не окро­ва­вил­ся цвет.
Кро­ме созда­те­ля их, нико­му от них не было худа —
Я лишь, «Нау­ки» певец, вме­сте с «Нау­кой» погиб.
Но отыс­кал­ся такой чело­век, кото­ро­му ныне
Хочет­ся дерз­ко отнять сла­ву моей доб­роты.
Кто бы он ни был — а я не хочу назы­вать его имя, —
Сам он вла­га­ет копье мне в неис­кус­ную длань.
В даль­нем краю, откуда мороз акви­ло­на­ми дышит,
Не поз­во­ля­ет он мне в ссыл­ке таить­ся моей.
Он неуем­но мои бередит неза­жив­шие раны,
Он пло­щад­ным язы­кам имя мое пре­да­ет;
Он не дает и жене живо­го опла­ки­вать мужа
Ради свя­зу­ю­щих нас веч­ных супру­же­ских уз;
Он запре­ща­ет и мне из облом­ков раз­би­то­го чел­на
Дар мой обет­ный нести спас­шим от смер­ти богам;
Он, кото­рый бы мог уме­рить пожар полых­нув­ший,
Нын­че пожи­вы себе ищет урвать из огня.
Он отни­ма­ет послед­ний кусок у ссыль­но­го стар­ца —
Ах, не досто­ин ли сам этой он кары моей?
Боги меня да хра­нят, а более всех — вели­чай­ший,
Тот, кто доро­ги мои от нище­ты бере­жет,
И бла­го­дар­ность ему за кротость высо­ко­го серд­ца
Я не уста­ну вовек, сколь­ко есть силы, гла­сить.
Целый Понт услы­шит меня! а быть может, быть может,
По изво­ле­нью его станет и бли­же мой край.
Толь­ко тебе, кто лежа­че­го бьет бес­по­щад­ным копы­том,
Толь­ко тебе я по гроб буду закля­тым вра­гом.
Рань­ше вода и огонь пре­кра­тят свою веч­ную рас­прю,
Рань­ше сольют­ся в выси лун­ный и сол­неч­ный свет,
Рань­ше один небо­склон и Зефи­ром пове­ет, и Евром,
Рань­ше с поляр­ных небес дунет разым­чи­вый Нот,
Рань­ше новая друж­ба родит­ся из брат­ско­го дыма,
Встав­ше­го с смерт­ных кост­ров, древ­ней зажжен­ных враж­дой,
Рань­ше с летом зима и осень совьет­ся с вес­ною,
Рань­ше с одной сто­ро­ны вспых­нут вос­ход и закат,
Неже­ли я поло­жу ору­жье, подъ­ятое ныне,
Неже­ли вновь утвер­жу мир, осквер­нен­ный тобой,
Неже­ли даль­ность про­странств загла­дит такую обиду,
Неже­ли дав­ность вре­мен нена­висть в серд­це смяг­чит!
Мир меж­ду нами таков — вся жизнь моя в этом зало­гом! —
Как у сви­ре­пых вол­ков и без­за­щит­ных овец.
Я высту­паю на бой, не сме­нив сти­хотвор­но­го строя,
Хоть непри­выч­на к борь­бе поступь подоб­ной сто­пы.
Как при нача­ле борь­бы, не раз­мяв­шись еще перед бит­вой,
Воин уда­ром копья бьет в золо­ти­стый песок,
Так же и я на тебя не мечу еще ост­ро­го дрота
И в нена­вист­ную грудь сра­зу копьем не тянусь.
Кто ты такой, как имя твое, и чем ты ослав­лен —
Даже об этом пока пря­мо ска­зать не спе­шу.
Еже­ли будешь упрям — то, Ликам­бо­вой кро­вью окра­шен,
Станет ору­жьем моим воль­ный язви­тель­ный ямб.
Ныне же, как Бат­ти­ад наре­кал нена­вист­ни­ка «Ибис»,
Так и мои о тебе будут про­кля­тья зву­чать,
Так и мои обле­кут­ся сти­хи тума­ном наме­ков,
Хоть непри­выч­ны для нас этот обы­чай и слог.
В «Иби­се» «Иби­са» я повто­рю око­лич­ные речи
И поза­бу­ду на час соб­ст­вен­ный путь мой и вкус.
Ибис — имя тебе до поры в моей малень­кой кни­ге,
А насто­я­щее я скрою пока от людей.
Как нави­са­ет ноч­ной туман над мои­ми сти­ха­ми,
Так и вся твоя жизнь будь непро­гляд­но чер­на!
В день рож­де­нья и в день подар­ков к январ­ским кален­дам
Пусть тебе вещий язык вымол­вит этот при­вет!
Боги земель и боги морей и вы, что блюде­те
Вме­сте с Юпи­те­ром власть над купо­ла­ми небес,
Вас умо­ляю: ко мне, ко мне пре­кло­ни­те вни­ма­нье,
Вас умо­ляю: моль­бам силы при­дай­те моим.
Ты, свя­тая зем­ля, вы, пен­ные вол­ны мор­ские,
Ты, высо­чай­ший эфир, эти моле­нья при­ми!
Звезды небес и сол­неч­ный лик в лучи­стом сия­нье,
Месяц, кото­ро­го круг с каж­дою ночью новей,
Ночь сама, ужас­ная нам в оте­нен­ном обли­чье,
Вы, три сест­ры, в три пер­ста вью­щие сроч­ную нить,
Ты, пре­ис­под­нюю глубь огла­шаю­щий ропотом гроз­ным
Вод­ный поток, чья вол­на клят­во­пре­ступ­ным страш­на,
Вы, что в народ­ной мол­ве перед чер­ной вос­се­ли тем­ни­цей,
Куд­ри пере­вен­чав вью­щим­ся туло­вом змей,
Вы, нако­нец, бес­смерт­ная чернь, сати­ры и фав­ны,
Боги реч­ные и нимф полу­бо­же­ст­вен­ный род,
Все, и от древ­не­го хао­са встав­шие древ­ние боги,
И моло­дые доднесь, — встань­те в назна­чен­ный час,
В час, как запе­лось мое про­кля­тие над веро­лом­ным,
В час, как обида и гнев пра­вят поги­бель­ный чин!
Будь­те к моим бла­го­склон­ны моль­бам — и послед­ним, и пер­вым,
Чтобы ни сло­во, ни звук не про­зву­ча­ли вот­ще!
Все, о чем я молю, да сбудет­ся так, как сбы­ва­лось
Все, о чем умо­лял крит­ской вла­ды­чи­цы зять!
Если какую-нибудь и забу­ду я казнь, про­кли­ная,
Вы не забудь­те о ней: пусть он стра­да­ет боль­ней!
Пусть не уба­вит ему нака­за­нья и божье­го гне­ва
Мни­мое имя его, встав­шее в этих сти­хах!
Ибис — в про­кля­тьях моих, но кто этот Ибис — я знаю,
Зна­ет и сам он, за что эти про­кля­тья на нем.
Я при­сту­паю к моль­бам, как жрец при­сту­па­ет к обрядам, —
Бла­го­го­вей­те со мной вы, что сто­и­те вокруг!
Вы, что сто­и­те вокруг, изре­кай­те зло­ве­щие речи,
Лей­те сле­зы из глаз — к Иби­су, к Иби­су путь!
С левой ноги повстре­чай­тесь ему, с нехо­ро­шей при­ме­ты,
Видом чер­ных одежд рань­те опас­ли­вый глаз!
Что же ты мед­лишь, мой враг? При­ми погре­баль­ную повязь,
Видишь: уже для тебя смерт­ный воз­двиг­нут алтарь,
Шест­вие ждет: пусть ничто не задер­жит послед­них обе­тов —
Ты, обре­чен­ный, под­ставь гор­ло ножу и жре­цу.
Пусть не даст тебе суша наесть­ся и вла­га напить­ся,
Пусть нады­шать­ся не даст вея­ньем ветер сво­им,
Солн­це не станет греть, све­тить не станет Диа­на,
Звезды свои отве­дут взо­ры от взо­ров тво­их!
Пусть от тебя отшат­нет­ся огонь, пусть воздух отхлынет,
В тро­пах отка­жет зем­ля, в бро­де отка­жет вода!
Нищим изгнан­ни­ком стань, оби­вай чужие поро­ги,
С дро­жью в роб­ких устах скуд­ный выпра­ши­вай кус,
Пусть ни тело, ни ум не избу­дут сте­наю­щей боли,
Ночь будь тягост­ней дня, ночи будь тягост­ней день!
Жаль­че жал­ко­го будь, но никто пусть о том не жале­ет:
Встреч­ной и встреч­но­му — всем в радость стра­да­нья твои!
Жалок? мало того, нена­ви­стен будь по заслу­гам!
Мно­го зла пре­тер­пел? Боль­ше и боль­ше тер­пи!
Ред­кой будь участь твоя: Фор­ту­на, забыв о при­яз­ни,
Ввек да не сво­дит с тебя свой нена­видя­щий взор!
Мно­го будь к смер­ти при­чин, но мало воз­мож­но­стей к смер­ти:
Встре­тить смерть не сумев, про­тив жела­нья живи!
Дол­гой да будет борь­ба, пока от истер­зан­ной пло­ти
Не отле­тит, нако­нец, дол­го тер­зав­ший­ся дух.
Сбудет­ся сло­во мое! Сам Феб явля­ет мне зна­ки —
Вижу: от левой руки пти­ца печа­ли летит.
Истин­но так: обе­ты мои небо­жи­те­лей тро­нут,
Чая­нье смер­ти тво­ей пищею будет душе.
Рань­ше пусть душу мою, кото­рую столь­ко ты тра­вишь,
Смерт­ный день уне­сет, мой дол­го­ждан­ней­ший день,
Неже­ли даль­ность про­странств загла­дит такую обиду,
Неже­ли дав­ность вре­мен нена­висть в серд­це смяг­чит!
Нет, пока луком фра­ки­ец разит, а копьем язи­ги­ец,
Нет, пока теп­лым течет Ганг, а холод­ным — Дунай,
Дуб рас­тет на горе, а тра­ва зеле­не­ет в долине,
А из этрус­ской зем­ли Тибр свои вол­ны несет,—
Быть нам вра­га­ми с тобой! Даже смерть враж­де не поме­ха:
И у бес­силь­ных теней тоже ору­жие есть;
Даже тогда, когда рас­т­во­рюсь я в воздуш­ном пото­ке,
Тень моя, мерт­вая тень будет с тобой враж­до­вать;
Даже тогда не смо­гу я забыть о тво­их зло­де­я­ньях,
Даже костяк мой, и тот встанет тебя ужа­сать!
Как бы я ни погиб — изну­рит ли посты­лая ста­рость,
Или от вра­жьей руки ско­рая встре­тит­ся смерть,
Или в бес­край­них морях ока­жусь я на утлом облом­ке,
И на чужой сто­роне рыбы мне тело пожрут,
Или замор­ские пти­цы вон­зят в меня хищ­ные клю­вы,
Или же кро­вью моей волк обаг­рит свою пасть,
Или, быть может, меня не отка­жут пре­дать погре­бе­нью
И на пле­бей­ском кост­ре тело бес­силь­ное сжечь,—
Что бы ни ста­лось со мной, но я вырвусь из про­па­стей Стикса,
Я дотя­нусь до тебя мсти­тель­ной хлад­ной рукой,
Днем я пред­ста­ну тебе, и в сумра­ке ночи без­молв­ной
Вдруг ты увидишь меня, и уж тебе не уснуть;
Где бы ты ни был, куда бы ни шел, поле­чу пред тобою,
И от сте­на­ний моих ты не укро­ешь­ся, нет,
Выгнув­шись, бич зазву­чит, заши­пят пере­ви­тые змеи,
Факе­лы дымом дох­нут в твой засты­див­ший­ся взгляд,
Фурии будут живо­го тер­зать и мерт­во­го будут,
Будет недол­гою жизнь, но бес­ко­неч­ною казнь!
Да, погре­бе­нье твое не опла­ка­но будет от ближ­них,
Неупо­ко­ен­ной в прах рухнет твоя голо­ва:
Ты под рукой пала­ча повле­чешь­ся на радость наро­ду,
В мерт­вое тело твое креп­ко вон­зит­ся багор,
Все­по­жи­раю­щий огнь отшат­нет­ся от мер­зост­ной пло­ти,
В пра­вед­ном гне­ве сво­ем труп твой отвергнет зем­ля —
Ког­тем и клю­вом киш­ки твои мед­лен­ный вытянет кор­шун,
Зубы вопьют­ся собак в лжи­вое серд­це твое,
Ста­нут о теле тво­ем враж­до­вать нена­сыт­ные вол­ки —
Вот твоя доля: гор­дись сла­вой, достой­ной тебя!
Не к Эли­сей­ским полям — к иным воз­зо­вут твою душу,
В пагуб­ном сон­ме и злом будет оби­тель твоя —
Там, где Сизиф взо­гнать и нагнать нево­лит­ся глы­бу,
Там, где рас­пя­тый про­стер чле­ны вдоль спиц коле­са,
Там, где кро­ва­вой тол­пой, при­не­ве­стив­шись к роду Егип­та,
Носят Белиды не в прок воду на веч­ных пле­чах,
Там, где Пело­пов отец и может схва­тить, и не может
С веток навис­ших пло­ды или напить­ся воды,
Там, где в уроч­ную снедь пре­да­ет себя хищ­ни­це-пти­це
Тот, кто от пят до чела девять покрыл деся­тин, —
Там и настигнет бичом тебя стар­шая в тро­и­це фурий,
Реб­ра твои охлест­нув в счет зло­де­я­ний тво­их,
Адски­ми зме­я­ми к ранам тво­им при­никнет вто­рая,
Третья вожжет­ся в лицо жар­ко дымя­щим огнем;
Тыся­чу тыся­чей мук для муче­ния пагуб­ной тени
Вымыс­лит ради тебя меря­щий каз­ни Эак:
Он на тебя пере­пи­шет былых пре­ступ­ни­ков кары —
Всем, кто каз­нил­ся в веках, дашь ты желан­ный покой:
Ныне есть кому стать под катя­щим­ся гру­зом Сизи­фа,
Новое тело помчат спи­цы в колес­ном бегу,
Вот кто будет ловить напрас­ные вет­ви и вол­ны,
Вот кто будет питать веч­ных утро­бою птиц!
Смерт­ной муке кон­ца вто­рич­ная смерть не поло­жит,
В столь­ких каз­ня­щих часах часа послед­не­го нет.
Я лишь немно­гое молв­лю о том — уне­су ли я мно­го
Листьев с Идей­ских высот, вод из Ливий­ских морей?
Ибо сколь­ко цве­тов в сици­лий­ской рож­да­ет­ся Гиб­ле,
Сколь­ко шафра­на — в полях под кили­кий­ской горой,
Сколь­ко суро­вой зимой несут акви­ло­но­вы кры­лья
Гра­дин, чтоб гор­ный Афон белой покрыть седи­ной, —
Это­го мне не исчесть, и тво­их не исчесть зло­де­я­ний,
Даже если бы мне в сто язы­ков гово­рить.
Столь­ко позна­ешь ты бед, в таких захлеб­нешь­ся кру­ше­ньях,
Что уж не мне ль само­му впо­ру раз­лить­ся в сле­зах?
Сле­зы такие меня награ­дят бес­пре­дель­ным бла­жен­ст­вом,
Этот утеш­нее плач, неже­ли радост­ный смех!
Ты несчаст­лив­цем рож­ден: тако­ва небо­жи­те­лей воля!
Над колы­бе­лью тво­ей доб­рых не вида­но звезд:
Не про­б­ли­ста­ла Вене­ра в тот час, не явил­ся Юпи­тер,
В небла­го­дат­ных домах Солн­це сто­я­ло с Луной;
Тот, кого роди­ла Юпи­те­ру свет­лая Майя,
В месте недоб­ром зажег свой над тобою огонь;
А занес­ли над тобой гне­ту­щую звезд­ную зло­бу
Марс, не суля­щий добра, и сер­по­нос­ный ста­рик.
Чер­ные тучи сошлись в небе­сах над тобой в день рож­де­нья,
Чтобы вове­ки тебе свет­ло­го в жиз­ни не знать.
В кален­да­ре этот день назва­ньем «аллий­ско­го» про­клят —
Ибис в этот же день в пагу­бу Риму рож­ден.
Толь­ко скольз­нув­ши на свет из нечи­сто­го чре­ва родив­шей,
Ты к кини­фий­ской зем­ле мер­зост­ным телом при­пал.
Филин ноч­ной, напро­тив тебя вос­сев на вер­шине,
Мрач­ным кри­ком кри­чал, смерт­ный рази­нув­ши клюв.
Ново­рож­ден­но­му тело омы­ли втро­ем Евме­ниды
Вла­гой, кото­рую Стикс высо­чил в поры болот;
Три­жды они над тобой зало­ми­ли кро­ва­вые руки,
Змеи Эре­ба тебе ядом обрыз­га­ли грудь,
Мле­ком от сучьих сос­цов упи­лись сосу­щие губы,
И не напрас­но оно в дет­скую глот­ку вли­лось —
В кор­ме выкор­мыш впил зве­ри­ную ярость питав­шей,
Лаем соба­чьим при­вык речи люд­ские встре­чать.
Чле­ны твои пови­лись пеле­ной тем­но-ржа­во­го цве­та,
Взя­тою вором ноч­ным на погре­баль­ном кост­ре.
Чтоб не на голой зем­ле нетвер­дой лежать голо­вою,
Жест­кий булыж­ный голыш стал изго­ло­вьем тебе.
И нако­нец, отхо­дя уже прочь, под самые очи
Трое сестер под­нес­ли факел на све­жем суку,
Сле­зы твои потек­ли в ответ горю­че­му дыму,
И обра­ти­лась к тебе вот как одна из сестер:
«Эти сле­зы твои мы вызва­ли впрок и надол­го —
Сколь­ко ни будешь ты жить, будут при­чи­ны для слез!»
Так про­ве­ща­ла она. И Кло­то не спо­ри­ла с нею:
Нить на вере­тене пра­вя враж­деб­ной рукой,
Так пове­ле­ла она про­ри­ца­нию сбыть­ся, доба­вив:
«Явит­ся некий поэт петь о судь­бине тво­ей».
Я — тот самый поэт! От меня и услышь свои беды;
Боги! Силу свою в эти вло­жи­те сло­ва.
А за мои­ми сло­ва­ми тебя и дела не мину­ют —
Горь­кие сле­зы про­лив, сам ты узна­ешь о них.
Мукам этим тво­им ста­рин­ные будут при­ме­ры:
Что пре­тер­пел Или­он, то же пре­тер­пишь и ты.
Сам Пеан­тид, наслед­ник героя, что пали­цей сла­вен,
Столь­ко отрав­лен­ных ран в труд­ной ноге не носил;
Будешь стра­дать, как тот, кому лань сос­цы под­став­ля­ла,
Рану оруж­ный нанес, а без­оруж­ный помог;
Или как тот, кто рух­нул с коня средь Алей­ско­го поля,
Сам сво­ей кра­сотой гибель стя­жав­ши себе;
Амин­то­рида судь­бу разде­ляя, лишишь­ся ты све­та,
Будешь по роб­кой тро­пе пал­кой выщу­пы­вать путь;
Будешь незря­чим, как тот, кто на дочь опи­рал­ся в доро­ге,
Мате­ри кто и отца чер­ным кос­нул­ся гре­хом;
Или как тот, кто был избран судьей в затей­ли­вом спо­ре
И полу­чил за ущерб апол­ли­ни­че­ский дар;
Или как тот, по чье­му настав­ле­нию птич­ка-голуб­ка
Путь про­ло­жи­ла ладье — делу Пал­ла­ди­ных рук;
Или как тот, кто лишил­ся очей, до золота жад­ных, —
Сыну их в жерт­вен­ный дар сирая мать при­нес­ла;
Или как тот овце­вод этней­ский, кото­ро­му участь,
В будущ­ность взо­ры впе­ря, Телем про­рек Еври­мид;
Или как Демо­док, как Фамир, как два Фине­ида,
Коим как дал, так и взял зре­нье несчаст­ный отец.
Так тебя рас­се­кут, как тот, кто рож­ден был Ура­ном,
Сам Ура­ну отсек то, от чего порож­ден.
Будет во взду­тых вол­нах Неп­тун к тебе не доб­рее,
Чем к тому, у кого пти­цы — супру­га и брат;
Или к тому, кого Семе­лы сест­ра пожа­ле­ла
И из облом­ков ладьи, морем раз­би­той, спас­ла;
Или же кони тебя по рукам и ногам чет­вер­ту­ют,
Чтоб не един­ст­вен­ный был этою каз­нью каз­нен;
Или же при­мешь ты смерть, как тот, что в пле­ну у пуний­цев
Не поже­лал за себя выку­па в Риме про­сить;
Бог тебе будет не в помощь, как не был Юпи­тер тро­ян­цу
В час, когда тот обни­мал тщет­но Ретей­ский алтарь;
Как фес­са­ли­ец когда-то с воз­вы­шен­ной бро­сил­ся Оссы,
Ты с каме­ни­стой горы бро­сишь­ся вниз голо­вой;
Или, как тот Еври­лох, что его уна­сле­до­вал ски­петр,
Ты свое тело отдашь зме­ям про­жор­ли­вым в снедь;
Или же смерть постигнет тебя, как постиг­ла Мино­са,
Лив­нем горя­чей воды пря­мо на голо­ву пав;
Или же, как Про­ме­тей, за незлое нака­зан­ный серд­це,
Будешь пер­на­тую тварь соб­ст­вен­ной кро­вью питать;
Или, как Эхе­кра­тид, три­жды пятый по мощ­ном Герак­ле,
Силы лишась под ножом, канешь в пучи­ну морей;
Или, как Амин­ти­ад, любов­ни­ку став нена­ви­стен,
При­мешь в грудь от него боль­но отто­чен­ный меч;
В куб­ках будет тво­их такое вино, как когда-то
Пил про­слав­лен­ный сын Зев­са с рога­тым челом;
Или же при­мешь ты смерть, подоб­ную смер­ти Ахея,
Что, при­гвож­ден­ный, повис над зла­то­струй­ной рекой;
Или, как тот, что был име­нем горд Ахил­ло­ва рода,
Под чере­пич­ный удар вдруг попа­дешь голо­вой;
И, как его соимен­ник, чей прах по Эпи­ру рас­се­ян,
Так же и ты не най­дешь места остан­кам сво­им;
Как Эакидо­ва дочь, ты умрешь под уда­ра­ми дротов,
И не помо­жет тебе свя­тость Цере­ри­ных мест;
Или, как внук Эакида-царя, что был толь­ко что назван,
Ты из роди­тель­ских рук при­мешь отрав­лен­ный сок;
Или, заре­зав тебя, вернет себе доб­рое имя
Жен­щи­на — имен­но так был ведь заре­зан Лев­кон;
Или с собой на костер взведешь ты люби­мей­ших ближ­них —
Имен­но так свою жизнь кон­чил и Сар­да­на­пал;
Или, как тех, кто шел на раз­гром ливий­ско­го Зев­са,
Южный ветер тебя зной­ным засып­лет пес­ком;
Как на ковар­ную смерть обре­чен­ные Дари­ем Охом,
Будешь насы­пан­ный прах пастью рази­ну­той грызть;
Или от голо­да или от холо­да встре­тишь кон­чи­ну,
Как ее встре­тил бег­лец от сики­он­ских мас­лин;
Или, как вождь Атар­ней­ский, обши­тый воло­вьею кожей,
Будешь поверг­нут к сто­пам пред гос­по­ди­ном сво­им;
В опо­чи­вальне сво­ей ты умрешь, как ферей­ский вла­ды­ка,
Тот, над кото­рым жена гибель­ный меч занес­ла;
Тех, кого вер­ны­ми мнил, роко­вую позна­ешь невер­ность,
Смерт­ную рану при­яв, как лари­сей­ский Алев;
Слов­но Милон, писей­ский тиран, тира­нив­ший Пису,
Бро­шен вниз голо­вой, в тай­ные воды скольз­нешь;
Как Адиман­та, царя филе­сий­ско­го, выш­ний Юпи­тер
Сжег перу­ном сво­им, так же сожжет и тебя;
Или же, как ама­ст­рий­ский Леней, поки­нув отчиз­ну,
Голый, голод­ный умрешь там, где вла­ды­чит Ахилл;
Или, как Еврида­мант вокруг Фра­сил­ло­ва пра­ха,
Три­жды будешь вле­ком вслед лари­сей­ским коням;
Или даже как тот, кто им защи­щен­ные сте­ны,
Пав­ши, объ­е­хал не раз — в знак, что невдол­ге им пасть;
Или как тот, кому новую казнь Гип­по­мен пред­на­зна­чил, —
Пре­лю­бо­дея вла­ча по эрех­тей­ской зем­ле;
Чтобы и после того, как жизнь поки­ну­ла тело,
Кони, мстя, волок­ли гря­зью испят­нан­ный труп.
Так твои потро­ха при­лип­нут к мор­ско­му уте­су,
Как под евбей­ской ска­лой дав­них остан­ки плов­цов,
И, как насиль­ник погиб от мол­нии и от пучи­ны,
Так и тебя сокру­шат сра­зу вода и огонь.
Фурии душу твою пому­тят, как душу того, кто
Телом изра­нен­ным был ране подо­бен сплош­ной;
Будешь, как Дри­ан­тид, вла­де­тель Родопско­го цар­ства,
Парой сту­пать по зем­ле неоди­на­ко­вых ног;
Будешь, как зять двух змей, как смерт­ник Этей­ской вер­ши­ны,
Как Тиса­ме­на отец, как Кал­ли­рои супруг!
Будет супру­га твоя ничем не стыд­ли­вей невест­ки
Той, за кото­рую встарь крас­кой покрыл­ся Тидей,
Или же той, что в люб­ви соче­та­ла­ся с муж­ни­ным бра­том,
Хит­ро­стью вме­сто себя выдав слу­жан­ку на казнь.
Боги тебе да пошлют такую же вер­ность супру­ги,
Как Тин­да­рей и Талай в дар заве­ща­ли зятьям!
Так, при­нес­шие смерть сво­им дво­ю­род­ным бра­тьям,
Ныне Белиды бредут с веч­ною ношей воды.
Будет сест­ра у тебя — как Биб­лида и как Эолида,
Толь­ко ради того, чтоб пре­ступ­ле­нье свер­шить;
Будет и дочь — но будет любить она, как Пело­пея,
Как Ник­ти­ме­на и как Мир­ра люби­ли отцов:
Жизнь отцов­ская ей доро­га не более будет,
Чем Пте­ре­ла­е­ва жизнь или чем Нисо­ва жизнь,
Или чем жизнь того, кого дочь, колес­ни­цей поправ­ши,
Память об этом гре­хе ули­це пере­да­ла.
Сам же погиб­ни, как те жени­хи, чере­па­ми кото­рых
Был изу­кра­шен вход в доме писей­ских царей,
Или, напро­тив, как тот жени­хов неустан­ный гони­тель,
Что обаг­рил, нако­нец, соб­ст­вен­ной кро­вью песок;
Или как тот колес­ни­чий, кото­рый, сгу­бив гос­по­ди­на,
Морю Мир­той­ско­му дал новое имя носить;
Или как те, что хоте­ли нагнать быст­ро­но­гую деву —
Тщет­но, пока не лег­ло ябло­ко под ноги ей;
Или как те, что вхо­ди­ли в без­вы­ход­ный дом Мино­тав­ра,
Чтобы всле­пую искать с диким чудо­ви­щем встреч;
Или как те четы­ре­жды три тро­ян­ца, кото­рых
На погре­баль­ный костер власт­но послал Эакид;
Или как те, кого завле­кал дву­смыс­лен­ной речью
Сфинкс, чтобы после обречь на неска­зан­ную смерть;
Или как те, что погиб­ли во хра­ме бистон­ской Минер­вы,
Из-за чего и досель лик у боги­ни закрыт;
Или как те, кто в ста­рин­ные дни кро­ва­вою сне­дью
Были фра­кий­ским коням в стой­ле у зло­го царя;
Или как те, что Фоан­том зако­лоты в жерт­ву богине
Или пита­ли собой Феро­да­ман­то­вых львов;
Или как те, кого сорва­ла с кораб­ля дули­хий­цев
Жад­ная Скил­ла, и те, коих Харибда впи­ла;
Или кого Поли­фем в огром­ном сокрыл сво­ем чре­ве,
Или кого Анти­фат съел в лестри­гон­ском дому;
Или кого пуни­че­ский вождь в коло­дез­ной глу­би
В воду велел погру­зить и схо­ро­нить под пес­ком;
Или же как жени­хи Ика­риды и с ними слу­жан­ки,
И на хозяй­скую жизнь дав­ший ору­жье гостям;
Или как даль­ний Антей, аоний­ским бор­цом побеж­ден­ный,
Тот, что, каса­ясь зем­ли, вмиг ста­но­вил­ся силь­ней,
Или как те, кого даль­ний Антей побеж­дал свое­руч­но,
Или как все, кто погиб в жен­ском лем­нос­ском гре­хе,
Или как тот, кто, подав недоб­рый совет вла­сте­ли­ну,
Пер­вою жерт­вой стал, пав­шей во имя дождя;
Иль как Анте­ев же брат, что окра­сил свой жерт­вен­ник кро­вью
И научил уби­вать, сам пока­зав­ши при­мер;
Или как тот нече­сти­вец, кото­рый коням сво­им страш­ным
Вме­сто сена с овсом мясо люд­ское давал;
Или как двое погиб­ших от рук одно­го и того же,
Но от несхо­жих ран — зять Декса­ме­на и Несс;
Или как пра­внук Сатур­на, кото­ро­го гиб­ну­щим видел
Сын Коро­ниды, чей храм — на эпидавр­ской зем­ле;
Или как Синид, Ски­рон и тот, чей отец — Поли­пе­мон,
Или полу­че­ло­век, полу­чудо­вищ­ный бык;
Или же тот, кто сос­ны сги­бал и опять отпус­кал их,
Глядя с дву­мо­рья в моря с той и дру­гой сто­ро­ны;
Или же тот, кото­ро­го смерть наблюда­ла Цере­ра,
Раду­ясь, что Кер­ки­он пал от Тесе­е­вых рук, —
Все эти беды, моим заслу­жен­но зван­ные гне­вом,
Или не мень­шие их — да не мину­ют тебя!
Будь, как Ахе­ме­нид, у под­но­жья остав­лен­ный Этны
В час, когда увидал парус тро­ян­ской ладьи!
Будь, как Ир дву­и­мен­ный, все­гда пода­я­нья про­сив­ший,
Будь и хуже, чем Ир, в нищей тол­пе на мосту!
К сыну Цере­ры любовь да будет твоя безот­вет­на,
Пусть на прось­бы твои он не дает, а берет!
Как на при­бре­жье мор­ском то при­хо­дит вол­на, то ухо­дит,
И исче­за­ет с пес­ка оттиск сту­пав­шей ноги,
Так досто­я­нье твое да будет таять и таять,
Меж­ду паль­цев тво­их вновь усколь­зая и вновь!
Слов­но роди­тель, чья дочь вновь и вновь изме­ня­ла обли­чья,
Мучь­ся голод­ной тос­кой, не уга­си­мой ничем!
Чтобы гну­шать­ся тебе не при­шлось чело­ве­че­ским мясом,
Чтобы явил­ся в тебе нынеш­ний, новый Тидей,
Чтобы за чер­ное дело твое от зака­та к восто­ку
Солн­це напра­ви­ло вспять бег колес­нич­ных коней!
Лика­о­нидо­ву снедь вку­шай на гнус­ных засто­льях,
Тщись ковар­ной едой выш­них богов обма­нуть!
Пусть и тобою самим пыта­ют все­веде­нье божье —
Жди Тан­та­лидо­вых мук и Теле­идо­вых мук!
Тело твое, изру­бив, по полям раз­мы­ка­ют даль­ним —
Слов­но доро­гам отцов было поме­хой оно.
Ты из Перил­ло­вой меди скле­па­ешь подо­бие бычье —
Видом и зву­ком оно будет, как выли­тый бык;
И как зло­дей Фала­рид, язык под мечом поте­ряв­ший,
Бычьим мыча­ни­ем сам будешь из меди сте­нать.
Если захо­чешь вер­нуть себя в свои луч­шие годы —
Будешь нака­зан, как царь, взяв­ший Адме­та в зятья.
Если, как кон­ный герой, ты бро­сишь­ся в топ­кий коло­дец —
Имя его про­мол­чит о дерз­но­ве­нье тво­ем.
Гибель такую при­ми, как дра­ко­но­вы при­ня­ли севы,
Тир­ским пора­же­ны кам­нем средь эллин­ских нив.
Как у Пен­фида сбы­лось про­кля­тье над бра­том Меду­зы,
Так над тво­ей голо­вой пусть оно сбудет­ся вновь!
Будь, как пер­на­тая тварь, пред­мет закли­на­ний поэта,
Та, что сама себе срам моет прыс­ку­чей водой.
Столь­ко ран полу­чи, сколь­ко тот, гово­рят, полу­чив­ший,
Кое­му в жерт­вен­ный дар не допус­ка­ет­ся нож.
Так себя изу­вечь, как те, кото­рых Кибе­ла
Учит уве­чить себя пенью фри­гий­ско­му в лад.
Стань ни муж­чи­ной, ни жен­щи­ной, стань холо­ще­ным, как Аттис,
Мяг­кой рукой уда­ряй в рез­ко зву­ча­щий тим­пан,
Зве­рем вне­зап­но явись к Вели­кой Мате­ри в ста­до,
Как победи­тель-бегун и побеж­ден­ная с ним;
Пусть не одна эту казнь на себе испы­та­ет Лимо­на,
Пусть и твои потро­ха кон­ский раз­мы­ка­ет зуб!
Ты, как тот нек­рот­кий тиран, что в Кас­сан­дрии пра­вил,
Ране­ный, будешь лежать под насып­ною зем­лей;
Или как Абан­ти­ад или Кик­на лир­нес­ский пото­мок,
Ты, зато­чен­ный в ларец, в вол­ны мор­ские скольз­нешь;
Или как жерт­ва падешь на свя­том алта­ре Апол­ло­на —
Жерт­ва, кото­рою встарь пал от вра­га Фео­дот;
Или в поло­жен­ный день при­не­сет тебя в жерт­ву Абде­ра,
Гра­дом каз­ня­щих кам­ней на обре­чен­но­го пав;
Или падешь, пора­жен, под три­ост­рым копьем гро­мо­верж­ца,
Как Гип­по­ноя дитя, как Декси­о­ны отец,
Как Авто­нои сест­ра, как Майи лука­вый пле­мян­ник,
Как неуме­лый ездок на под­не­бес­ных конях,
Как обе­зу­мев­ший царь Эолид, как кров­ный соро­дич
Той, что в ноч­ных небе­сах неза­хо­дя­ще бле­стит,
Как Маке­ло, пора­жен­ная вмиг и вме­сте с супру­гом, —
Так я молю небе­са сжечь тебя мстя­щим огнем!
Стань добы­чею тех, кого не пус­ка­ют на Делос
После того, как погиб ими рас­тер­зан­ный Фас,
Тех, кем не поща­жен увидав­ший купа­нье Диа­ны
И от кого не ушел отпрыск Крото­пия — Лин.
Ты не минуй и змеи, ядо­ви­тое жало кото­рой
В цар­ство теней низ­ве­ло стар­ца Эаг­ра сно­ху,
Или кото­рой убит Архе­мор, иль кото­рой заду­шен
Тот, кто уда­рил копьем в полое чре­во коня.
Ты на кру­той высо­те, под бре­ме­нем вин­но­го хме­ля,
Так поте­ря­ешь себя, как поте­рял Эль­пе­нор,
Так, укро­щен­ный, падешь, как неко­гда пали дрио­пы,
Фио­да­ман­ту помочь встав­ши на бит­вен­ный зов,
Или неисто­вый Как, мыча­ни­ем выдан­ный бычьим,
Пал, в пеще­ре сво­ей той же рукой умерщ­влен,
Или как тот, кто за дар, окра­шен­ный Нес­со­вой кро­вью,
Соб­ст­вен­ной кро­вью сво­ей вод­ную зыбь обаг­рил,
Или как тот, кто с отвес­ной ска­лы низ­верг­нул­ся в Тар­тар,
Из сокра­ти­че­ских книг выучив речи про смерть,
Или как тот, кто невер­ный узрел над сынов­ней ладьею
Парус, иль как юнец, пав­ший с пер­гам­ской сте­ны,
Или как та, чьи сос­цы вскор­ми­ли пле­мян­ни­ка-Вак­ха,
Иль как накли­кав­ший смерть изо­бре­те­ньем пилы;
Линдская дева, чья брань оскор­би­ла могу­че­го бога,
Так низ­верг­лась со скал, как разо­бьешь­ся и ты!
Пусть тебе в отчих полях повстре­ча­ет­ся плод­ная льви­ца,
Чтобы Фале­ко­ва смерть не мино­ва­ла тебя!
Вепрь, от кото­ро­го пал сын дере­ва, пал нестра­ши­мый
Идмон, пал Ликур­гид, — пусть и тебя пора­зит!
Пусть он тебя пора­зит даже мерт­вый, как лов­че­го мужа —
Та голо­ва каба­на, что при­гвоздил он к ство­лу!
Или сама тебе станет сос­на при­чи­ною смер­ти,
Как бере­кинф­ско­му встарь ста­ла фри­гий­цу-лов­цу!
Если твои яко­ря упа­дут в миной­скую отмель —
Пусть о тебе зашу­мят: «Это — кор­кир­ский при­шлец!»
В дом ли вой­дешь — пусть обру­шит­ся дом, как над тем Але­ва­дом
В Леопро­пидо­ву честь звезд­ный обру­шил близ­нец!
Как Тибе­рин и Эвен, реч­ным погло­щен­ный пото­ком,
Имя свое заве­щай быст­ро бегу­щей воде!
Как Аста­кид, ты свою отсе­чен­ную голо­ву выдай
На рас­тер­за­нье зубам, диких достой­ным зве­рей!
Как пре­сло­ву­тый Бро­тей, обу­ян­ный жела­ни­ем смер­ти,
Тело поверг­ни свое на погре­баль­ный огонь.
Злую гибель при­ми, зато­чен­ный в желез­ную клет­ку,
Как лето­пи­сец, чей труд не был вовек завер­шен.
Стань тебе твой же лука­вый язык при­чи­ною каз­ни,
Как для того, кем открыт дерз­кий ямби­че­ский стих!
Всем нена­вист­ный, от голо­да сгинь, как тот сти­хотво­рец,
Чей неустой­чи­вый стих плел на Афи­ны хулу!
В ране­ной пра­вой руке обре­ти себе смерт­ную участь,
Как пес­но­пе­вец, что вел важ­ную лир­ную песнь!
Как Ага­мем­но­нов сын, уязв­лен­ный зме­и­ным уку­сом,
Рух­ни, гибель­ный яд впив­ши из ост­рых зубов.
Пер­вая брач­ная ночь да будет тво­ею послед­ней —
Так с моло­дою женой вме­сте погиб Евпо­лид.
В чре­во твое да вон­зит­ся копье и оста­нет­ся в ране —
Так, обу­тый в котурн, встре­тил конец Ликофрон.
Да рас­тер­за­ют тебя в гор­ной роще роди­мые руки,
Слов­но фиван­ца, кому дедом был коль­ча­тый змей;
Бык да помчит тебя в быст­ром бегу по ост­рым уте­сам,
Как свое­власт­ную мчал Посидо­нида жену;
Твой отсе­чен­ный язык да падет пред тво­и­ми сто­па­ми,
Как у сест­ры, что сест­ре брач­ную смя­ла постель!
Как запозда­ло при­знав­ший отец безы­мян­ную Мир­ру,
Будешь бро­дить без кон­ца с краю до краю зем­ли;
Слов­но ахей­ский певец, и ты вредо­нос­но­му жалу
Трудо­лю­би­вой пче­лы дашь погру­зить­ся в гла­за;
Слов­но имев­ший женой сво­ей Пир­ру, рож­ден­ную бра­том,
Ты в каме­ни­стых горах дашь себе чре­во тер­зать;
Слов­но Гар­па­го­во чадо на новом Фие­сто­вом пире,
Ты, изруб­лен­ный в снедь, ляжешь в утро­бу отца;
Будут жесто­ким мечом разъ­яты убо­гие чле­ны,
Чтобы при­пом­нил народ, как попла­тил­ся Мамерт;
Будет захлест­ну­то тес­ной пет­лей дыха­ние в гор­ле,
Чтобы окон­чил ты жизнь, как сира­куз­ский поэт.
Голое мясо твое обна­жишь из-под вспо­ротой кожи,
Слов­но фри­гий­ский сатир, дав­ший назва­нье реке.
Взвидишь перед собой каме­ня­щие очи Меду­зы
И с эфи­оп­ской тол­пой при­мешь еди­ную казнь.
Слов­но пот­ни­че­ский Главк, погиб­нешь в зубах лоша­ди­ных,
Как соимен­ник его, пря­нешь в мор­скую вол­ну,
Или как млад­ший из трех, име­ну­е­мых име­нем этим,
Изне­мо­гаю­щий дух в кнос­ском испу­стишь меду.
Тре­пет­но выпьешь питье, какое бес­тре­пет­но выпил
Ста­рец, давав­ший суду перед Ани­том ответ.
Будешь во вся­кой люб­ви несча­стен, как отпрыск Кре­он­та,
А в обла­да­ньи таков, как Эолид Мака­рей.
Зем­лю род­ную свою увидишь объ­ятой пожа­ром,
Как с или­он­ской сте­ны Гек­то­ров Асти­а­накс.
Слов­но охот­ник, рож­ден­ный на свет от сест­ры и от деда,
Кро­вью омо­ешь сво­ей кро­во­сме­си­тель­ный грех.
Будешь таким же копьем пора­жен, каким пора­жен­ный
В самую плоть и кость умер Ика­ри­ев зять.
Слов­но тому, кто в кле­но­вом коне нару­шил мол­ча­нье,
Голос твой пре­се­чен будет чужою рукой.
Как Ана­к­сар­ха, тебя истол­кут, уда­ряя песта­ми:
В сту­пе вме­сто зер­на кости твои загре­мят.
Феб во гне­ве сво­ем зато­чит тебя в глубь пре­ис­под­ней,
Слов­но Пса­ма­фы отца, так посту­пив­ше­го с ней!
На домо­чад­цев тво­их такая обру­шит­ся кара,
Из-под какой арги­вян спас в свое вре­мя Кореб.
Как Иппо­лит, обре­чен­ный на смерть Вене­ри­ным гне­вом,
Будешь, отвер­жен­ный, смят бегом взбе­шен­ных коней.
Как ради мно­гих богатств погу­бил опе­ка­тель питом­ца,
Так да погу­бит тебя ради немно­гих богатств!
Слов­но Дама­сих­тон, погиб­нув­ший с бра­тья­ми вме­сте,
Ты низ­веди за собой в Тар­тар все пле­мя твое;
И, как под пра­хом сынов изне­мог пес­но­пе­вец фиван­ский,
Так и тебе поде­лом жизнь твоя бре­ме­нем будь.
Кам­нем оце­пе­ней, как сест­ра каме­не­ла Пело­па
Или как Батт, язы­ком сам погу­бив­ший себя.
Еже­ли воздух пустой ты раз­ре­жешь мета­е­мым дис­ком —
Пусть тебя он убьет, как Эба­лида убил!
Еже­ли руки твои побо­рют­ся с пен­ною вла­гой —
Будь тебе эта вол­на злей абидос­ской вол­ны!
Как комедий­ный поэт нашел свою гибель в пучине,
Так захлеб­нешь­ся и ты чер­ной сти­гий­ской водой;
Если же выплы­вешь ты из хля­бей, бичу­е­мых вет­ром, —
Встре­тишь, как Пали­нур, смерть на при­бреж­ной зем­ле.
Или же ста­нешь добы­чею псов, бере­гу­щих Диа­ну,
Как сочи­ни­тель сти­хов, в стро­гий обу­тый котурн;
Или как тот три­на­крий­ский муд­рец, в сикан­скую Этну
Пря­нешь, кото­рой жер­ло веч­ным пыла­ет огнем.
Тело твое на кус­ки разо­рвут безум­ные ног­ти
Тех, кто на гебр­ских бре­гах рва­ли Орфе­е­ву плоть.
Как на огне сго­рел без огня кале­дон­ский охот­ник,
Так от меня да сго­рит твой погре­баль­ный костер;
Как фаси­ан­ский венец погу­бил моло­дую супру­гу,
Испе­пе­лив и отца, и эфи­рей­ский дво­рец,
Как ядо­ви­тая кровь рас­тек­лась в Гер­ку­ле­со­вом теле,
Так да изгло­жет тебя сок смер­то­нос­ных отрав.
Как Пен­фи­ле­ев Ликург, ты почув­ст­ву­ешь ране­ным телом
Ново­го жало клин­ка в мстя­щей сынов­ней руке.
Слов­но Милон, в дубо­вую щель погру­зишь свои руки —
И уж из этой щели боль­ше не выз­во­лишь рук.
Людям дары поне­сешь — и погиб­нешь от них, как когда-то
Щед­рый Ика­рий погиб от опья­не­лой тол­пы;
И, как его неутеш­ная дочь над отцо­вой моги­лой,
Сам себе пет­лю спле­ти, сам в нее гор­ло про­день.
Пусть тебя замкну­тый вход обре­чет голо­дать и во хра­ме —
Эту назна­чи­ла казнь сыну каз­ни­мо­му мать.
Сам похи­ти­те­лем стань свя­то­го куми­ра Минер­вы,
Как раз­ре­ши­тель пути сон­му авлид­ских плов­цов.
Смер­тью сво­ей иску­пи пре­ступ­ле­нье, в кото­ром неви­нен,
Как иску­пил Нав­пли­ад лож­но взведен­ный навет.
Как у Иси­ды в дому умерт­вил домо­дер­жец при­шель­ца,
Кое­го прочь от свя­тынь гонит Ина­хо­ва дочь,
Или как тот, что таил­ся во тьме от ору­жий Мелан­фа,
Но при очаж­ном огне мате­рью был ули­чен,
Так же и ты упа­ди под копья­ми, бью­щи­ми в чре­во,
Так и тебе никто пусть не протянет руки!
Ночи такой же дождись, как дождал­ся фри­ги­ец, кото­рый,
Роб­кий, льстил­ся стя­жать мир­мидо­ний­ских коней;
Сном забудь­ся таким, как когда-то това­ри­щи Реса,
С ним разде­ляв­шие путь, с ним разде­лив­шие смерть;
Или как те, кого Гир­та­кид и друг Гир­та­кида
В жерт­ву мечу обрек­ли в сви­те царя-вещу­на.
Слов­но Кли­ни­ев сын, из полу­со­жжен­но­го тела
Душу сквозь чер­ный огонь выдох­ни в смерт­ную сень;
Или, как древ­ний близ­нец, новоздан­ную сте­ну поправ­ший,
Казнь при­ми под копьем, пущен­ным гру­бой рукой;
Или живи и умри вот здесь, меж сар­ма­тов и гетов,
Здесь, под гра­дом их стрел, — боги, услышь­те меня!
Вот поже­ла­нья мои. Неси их, поспеш­ная книж­ка, —
Пусть не печа­лит­ся враг, буд­то о нем я забыл!
Мало ска­за­но здесь; но вашею мило­стью, боги,
Да совер­шит­ся втройне все, что я здесь посу­лил!
Бли­зок и боль­ше­му срок — и твое насто­я­щее имя
Ско­ро уда­рит в твой слух в беге воин­ст­вен­ных стоп.