1
Есть некий дар, не больший из даров;
как бы расположение шаров,
почти бильярд – но если сразу сто,
задетые одним, летят в ничто.
Мой бедный друг, воображаешь ты
корзину беспримерной темноты?
ничуть не так. Вот замысел игры:
его объем есть острие иглы.
2
Дремучая зима, солнцеворот,
когда мороз свою лучину жжет.
Суровое созвездье-полуконь
стоит, нацелясь в низовой огонь
огнем другим – и чу, свистит стрела.
И чучело альпийского орла
за перевалом бренности земной,
словно рожок, беседует со мной.
3
Как странно: быть, не быть, потом начать
немного быть; сличать и различать,
как бабочка, летающий шатер
с углом и лампой, с линиями штор,
кончать одно и думать о другом,
как облако, наполнить целый дом,
сгуститься в ларчик, кинуться в иглу
и вместе с ней скатиться в щель в углу.
4
И триста лет лежать себе в пыли –
и вдруг звучать, как бой часов вдали.
5
Неслышимая музыка звучней.
Собрав мирьяд рассеянных лучей,
она для нас играет за углом
огромным зажигательным стеклом.
И нравится ее простая весть
о том, что все не здесь – и снова здесь,
что искрится хрусталик слуховой,
как снежный порох в бездне меховой…
6
Что это, арфа, клавиши? мой друг,
ничто нам не напомнит этот звук.
То в Альпах непроглядная пурга,
то легкий дух трубит в свои рога.
То дух созвучий, двух и снова двух,
и тот далеко отлетевший дух,
который наполняет этот стих,
как фульский кубок в глубинах морских.
7
Среди старинных стесанных монет
и денег государств, которых нет,
дукатов, и цехинов, и гиней –
среди всего, что умный казначей
собрал по свету и послал назад,
где всё сочтет подводный нумизмат, –
дух говорит, как клады из волны,
изъеденные солью глубины.
8
Клянусь: и дар, и несравненный труд,
и этот всё вмещающий сосуд,
который сохраняют времена
для некоего нового вина,
мы берегли ревнивей, чем король
из неизвестной Фулы: только соль
возьмет его, когда я предпочту,
как пустота, увидеть пустоту.
9
Затем, что, замирая перед ней,
живая плоть исполнена теней
или видений: дуя на ожог,
бессмертие играет, как рожок.
И сладостно меж образов своих,
шаров, шатров и коридоров их
существовать. Но сладостней всего
уйти из них, не помня ничего.
10
А эти все, кто мучает других,
кто скверными губами скверный стих
разжевывает, кто сует в гробы
учебники рабов: мы не рабы, –
кто хочет зла, как будто зло – еда,
и сам себе отвратен навсегда
и выветрится, как кухонный чад, –
мне жалко их. Но пусть они молчат.
11
Никто не знает, где он будет жив
и где живет, разлуку разложив
на колебанья зрительной волны
фосфоресцирующей глубины,
как дух и тень. И всё соединит,
и всё рассыплет. Царственный магнит,
дар привлекает множество даров
и катится, как ливень из шаров.
12
Так выпьем кубок, сложенный, как соль,
за эту жизнь, похожую на боль –
и всё же на пастушеский рожок.
За дальний звук, который ум зажег
и сердце отогрел – и не могло
перемениться смутное стекло.
Еще за то, что мы прискорбно злы.
За милосердье – острие иглы.
