(Надпись к барельефу)
I.
В том месте, где ущелие ведет
В страну теней, вблизи от черной Леты.
Открытый с двух сторон есть дальный грот.
Лучом дневным ни разу не согретый,
Он также чужд отрадной темноты.
Седые стены травами одеты,
Повисшими, как мертвые персты.
На гладь озер зеленых дождь усталый
За каплей капля льется с высоты,
Ленивее чем с ветки лист завялый
В осенний вечер падает, крутясь.
В их мутное стекло глядятся скалы.
И дождь, со сводов голых опустясь,
Не пробуждает звука, ни движенья,
Ни кругов на воде. Не возмутясь,
В воде уснувшей дремлют отраженья.
Так мозг, от праздной утомясь игры,
Всю ночь лелеет смутные виденья.
От входа близко, где навес горы
Похож на кров, живут царицы грота,
Забвенье и Молчанье, две сестры.
Одна, в морщинах старческих без счета,
Сидит на груде блеклых трав и мхов,
Раскрыв глаза, где вечная дремота
Сковала взоры выцветших зрачков,
Шепча слова невнятные, как сага
В устах детей про жизнь былых веков.
Другая, дерзновенней, чем отвага,
Грустней, чем вздох, безмолвная лежит,
Как статуя на страже саркофага.
С угрюмым кормчим переплыв Коцит,
Пройти должны чрез этот грот все тени.
И каждая, входя, назад глядит
На берег жизни, видный в отдаленье,
Ловя последний луч на высях гор,
Твердя слова последних сожалений.
Но, в грот вступив и увидав сестер,
Стихают все. И, от забвенья пьяны,
Плывут колеблясь, дальше, на простор,
В безбрежный мир, на тихие поляны,
Где вечное движенье и покой,
Где тьмы теней кочуют, как туманы
В безветрии над бледною рекой,
Пред тем как брызнул первый луч денницы.
Туда они плывут за роем рой,
Минуя дальний грот, где спят царицы.
II.
Но вот в обитель призраков немых
Доходит стон: забвенья! о, забвенья!
Призыв далекий с берега живых.
То люди вопиют. То возмущенья,
Усталости и боли слитный крик,
То вопль рабов, стряхнувших гнет смиренья.
— Приди, забвенье! — И, привстав на миг,
Царица сна чуть внятно произносит:
— Сестра, ты слышишь? Голос к нам достиг.
Меня зовут. Тот мир забвенья просит.
Но не могу покинуть мир теней.
Мой взор погасший им покой приносит.
Уйди лишь я, и ужас прежних дней
На них дохнет грозой воспоминаний.
Узнает враг врага и мать детей,
И берег смерти дрогнет от стенаний.
Но ты ступай к живым, уйми их стон,
Хотя унять не сможешь их страданий.
И бледное Молчанье, кинув трон,
Летит на берег, солнцем освещенный,
Где сеет чары, легкие как сон,
И, опуская перст завороженный
В болящие сердца, рождает в них
Спокойствия и силы ключ бездонный.
О, гордое Молчанье! Душ больных
Убежище последнее! Твердыня,
Где, неприступный для клевет людских,
Скорбит пророк осмеянный! Пустыня,
Куда любовь, изменой сражена,
Бежит навстречу смерти! Дай, богиня,
Приют моей печали! Пусть она,
Спокойно, без молитв и без проклятий,
Глядит в глаза судьбе, тобой сильна,
И, с тайны мира не сорвав печати,
Бесстрастно ждет великого конца,
Среди исчезновений и зачатий,
С улыбкой глядя на игру творца.
