Эта старая женщина в белом халате,
Заступившая в ночь на дежурство своё,
Двадцать лет прослужила в родильной палате.
Узловаты, натружены руки её.
Не легко в этом доме даётся порядок —
Обойди матерей, накорми, успокой,
И на той половине все десять кроваток
Надо тоже держать под рукой!
Всё положено знать ей о каждом ребёнке:
И когда ему есть, и какой он в лицо.
На руке у него номерок из клеёнки,
Как на лапке у голубя метка-кольцо.
Эта старая женщина в белом халате
С пожелтевшим лицом от бессонниц ночных
Двадцать лет прослужила в родильной палате,
Но детей не пришлось пеленать ей своих.
Четверть века назад в чистом поле на Каме
Муж её — коммунист из глухого села —
На глазах у жены был убит кулаками.
Через час под скирдою она родила.
Разорвала своею рукой пуповину,
Рядом не было нянек, — степь да степь без конца…
Молча глянула в мёртвое личико сыну —
Весь в отца!..
И когда в этом каменном доме впервые
Заступила она на дежурство своё;
И когда чей-то муж, растопырив ладони большие,
Принял бережно сына из рук у неё;
И когда он, счастливый, глядел на ребёнка,
То не понял никто, почему, отчего,
Не стесняясь народа, заливисто, звонко
Разрыдалась она ни с того ни с сего…
Скольких малых детей её руки качали,
Скольких нянчили руки её матерей,
Сколько пышных букетов отцы ей вручали,
Но букеты назначены были не ей!
Антонина Максимовна, мать Антонина,
Может быть, ты сейчас на дощатых ступеньках крыльца
Вновь отцу подаёшь осторожно и ласково сына,
Улыбаешься: как он похож на отца!