На землю тень упала от детей:
так удивленно голова на плаху.
Палач засучил рукава рубахи —
пилот коснулся кнопки.
Эй, скорей!
Остановите! Он испепелит их!
Смертельный пот на лицах площадей.
Я говорю от имени убитых,
от имени расстрелянных детей.
Тень Хиросимы. Камни Нагасаки.
Руины гетто. Тюрьмы-острова,
где в казематах глохнут голоса
и скачут молчаливые собаки.
Сгинь и рассыпься, ужас! Гриб! Кащей!
Что волосы, как шерсть, вздымает дыбом,
и языки шевелятся, как рыбы,
и лица изменяются вещей.
Глаза — не зерна, их зарыть нельзя,
их выпьет ослепительная вспышка!
Весь берег в пене. Берег — как отрыжка.
Рыгая желчью, корчится земля.
Взлетает в небо в схватках океан,
рождая царство атомного бога,
где плавали индейцы на пирогах
и высился из камня истукан.
Хочу, хочу дожить до торжества.
С мальчишками вскарабкаться на крышу.
Ширяют разноцветные афиши.
В тумане сгинул остров Рождества.
Пусть вновь разговорятся этажи,
и шкаф откроется скрипучей дверцей,
и комната наполнится, как в детстве:
серебряные рыбы и ужи.
Пусть добрые отцовские глаза
в ладонь мою опустятся, как звезды.
Целую я густой кровавый воздух,
в ладони драгоценная слеза.
Я шевелю обрубком языка,
я говорю от имени мильонов,
в родную землю, как и я, влюбленных:
мне мира, как младенцу молока!
Пусть медом наливаются плоды,
и выпускают фабрики конфеты,
и, как лесные голуби, ракеты
в песке оставят влажные следы.
Пусть в жизнь сгустятся дым и облака,
и станет космос детскою площадкой…
Прочь, Апокалипсис! Прошу пощады,
я, существо из крови и белка!
