Как в рубашке тифозной,
я в рубашке стиха.
Воспаленью березок
в белом теле стихать.
Только бредить устами:
ночи нынче кочуют…
Получать неспроста
– очи почерк корчуют.
(…Ас чернильностью рек
Лес нехоженых лет.
Чья опушечка якает
детством Пушкина, ягодой.)
Я в тифозной рубашке стиха.
Ты тиха!
Ты за мною сквозь строфы как щели.
Ты замолишь мой пот, как второе крещенье,
или имя дашь на века.
Мне не долго еще,
бред как брод (в полюбившемся месте)
…когда месяц,
и твой вздох задувает свечу,
и один на один я с кончиною чувств
…когда месяц.
А на утро, как выпал на ивы туман,
первопуток строфы заследили чужими глазами.
Во мне умер поэт, и кричали грачи: – От ума
Невезенье твое, наказанье.
Ах, тебе рыжим мальчиком в будни стекать,
полно мучиться дурью, полно.
На столе голубеют рубашки стиха –
ни одна мне не в пору.
Ну а тем, кто надел мою страшную робу,
заражаться поэзией
и всю ночь, как получится,
биться лбом перед образом вечного гроба
и с последнею рифмой под ладаном мучиться!!!
