Одна гимназистка, учившаяся вместе с Аней Горенко, оставила воспоминания о том, как в прекрасную «киевскую весну» стеснялась войти в Софийский собор, считала, что современная девушка не должна быть верующей, а когда вошла – неожиданно увидела там молящуюся Аню.
* * *
В самые трудные годы лучшими подругами Ахматовой были Лидия Чуковская (дочка детского поэта Корнея Чуковского), и комедийная актриса Фаина Раневская. В войну, в эвакуации, они ухаживали друг за другом в болезни, устраивали быт для себя и других. Так, в Ташкенте Анна Андреевна хлопотала, чтобы юного Мура (Георгия), сына поэтессы Марины Цветаевой, кормили в столовой. А ее старое платье стало пеленкой для новорожденной дочки писателя Раскина, автора книжки «Как папа был маленьким».
* * *
Корней Чуковский, замечательный детский поэт и критик литературы, и сам много лет был другом Анны Андреевны. Он вспоминал, как в голодные 1920-е годы она отдавала для его маленькой дочки Мурочки (Марии) то бутылочку молока, то банку питательной «муки» от Нестле», когда были деньги – помогала и ими.
* * *
Анна Андреевна – признанный пушкинист. По свидетельству Корнея Чуковского, она знала наизусть не то, что произведения – черновики и письма поэта. Она также нежно любила Царское Село, которое и ей было родным. Однажды она провела там экскурсию для юного Алеши Баталова, того самого, что потом сыграл Гошу в фильме «Москва слезам не верит».
* * *
Ахматова высоко ценила талант поэта Иннокентия Анненского. Он был директор гимназии, она – юной гимназисткой. Когда он узнал, что знакомый женится на старшей сестре Ахматовой, то, как истинный пушкинист, заметил: «Я предпочел бы младшую» (перекличка с «Евгением Онегиным», в оригинале: «Я выбрал бы другую, когда бы я был, как ты, поэт»).
* * *
Когда гимназистка Анна познакомилась со своим будущим мужем поэтом Николаем Гумилевым, тот сам еще был гимназистом. Вот почему в посвященном ему стихотворении «В ремешках пенал и книги были» возникают ученические, полудетские образы.
* * *
Известно о гибкости Ахматовой, ее задатках гимнастки, а по воспоминаниям подруги юности, Валерии Срезневской, Аня также «лазала как кошка и плавала как рыба». Зимой девушка вставала на лыжи.
* * *
Приходивших к ней Ахматова проверяла веселым тестом. Что они выберут: «Чай-собаки-Пастернак» или «Кофе-кошки-Мандельштам»? Считалось, что кому ближе первое – люди простые, но надежные. А кому второе – люди интересные, но непредсказуемые, не всегда на них можно положиться.
* * *
Уже в поздние годы, когда у поэтессы появилась дачка в Комарово, туда к ней заглядывал молодой поэт Иосиф Бродский. Она находила сходство между ним и пушистым, неугомонным рыжим котом Глюком, жившим по соседству. Молодой поэт не спорил, потому что любил кошек. А вот в голодные 1920-е она заботилась о сенбернаре Тапе, брошенном хозяевами.
* * *
Ахматова была высокого роста, 180 см, в молодости носила узнаваемую парижскую челку (остающуюся в моде до сих пор под названием «французская»), куталась в шали, одну из которых ей подарила Марина Цветаева, предпочитала «восточные», цветочные ароматы, например, духи «Идеал», любила розы. Одно время носила шляпу со страусовым пером – не купленным в модной лавке, а привезенным мужем прямиком из Африки.
* * *
В начале 1920-х годов Ахматова работала в библиотеке, в периоды, когда было невозможно публиковать собственные стихи, она занималась переводами с экзотических для неискушенного читателя языков, индийских (например, поэзию Рабиндраната Тагора), корейских, египетских поэтов. Как оказалось, этим она также давала возможность подзаработать молодым и нуждающимся переводчикам, в том числе, своему сыну Льву.
* * *
Если Грибоедов – очевидец невиданного наводнения в Петербурге, того самого, что описал Пушкин в «Медном всаднике», Ахматова – потрясенная свидетельница, как летом 1916 года в столице сгорел старинный, ставший одной из визитных карточек города, деревянный Исаакиевский мост через Неву.
* * *
Вместе с мужем Николаем Гумилевым Ахматова посещала Парижский зоосад, водила маленького сына Левушку посмотреть на дрессированного слона в Царском Селе. Менее известно, что в детстве вместе с сестренкой она нечаянно вбежала на территорию какого-то зверинца, прямо туда, где сидел медведь. К счастью, все обошлось.
* * *
Известен случай, когда в эвакуации, в Ташкенте, Ахматова отдала свою единственную без прорех ночную рубашку цыганке. Все стали убеждать Анну не делиться с этой мошенницей. Та же ответила, что у нее больше и нечем, второй рубахи нет.
* * *
В еде поэтесса была неприхотлива, еще в детстве, в Севастополе, полюбила бычков в томатном соусе, с аппетитом ела жареные грибы со сметаной, пшенную тыквенную кашу, среди напитков предпочитала кофе.
* * *
В Ташкенте, когда подруги Ахматова и Раневская выходили прогуляться, детишки кричали актрисе ее знаменитую фразу из фильма: «Муля, не нервируй меня!» Конечно, Раневской было досадно, что ее узнают только по этой фразе. Ахматова ее утешила, что и у нее есть своя «Муля», единственные стихи, что с ней связывают: «Сжала руки под темной вуалью».
* * *
Отношение людей к Анне Андреевне наглядно показывает такая история. Покидая блокадный Ленинград, она доверила дорогие для себя вещи друзьям, семье Томашевских. Позднее, молоденькая Зоя Томашевская при эвакуации положила их в багаж, хотя его вес был строго ограничен. В итоге не взяли с собой обувь и иные предметы быта, зато всю войну хранили тяжелое прабабушкино зеркало, рисунок Амедео Модильяни в раме и др. Ахматова была поражена такой самоотверженностью.
* * *
Ахматова ценила творчество Михаила Булгакова, была знакома с ним, читала в рукописи его роман «Мастер и Маргарита». Михаил Афанасьевич помог ей составить письмо к Сталину, чтобы ходатайствовать за арестованного сына.
* * *
Молодой поэт Иосиф Бродский, за судьбу которого она переживала, с кем обсуждала, как пересказать Библию в стихах, которому не боялась писать в ссылку, посвятил Ахматовой несколько стихотворений, от «За церквами, садами, театрами» до «В деревне, затерявшейся в лесах». Позднее он хлопотал, чтобы поэтессу разрешили похоронить на кладбище в Комарово.
* * *
Ахматова много лет переписывалась с поэтом Арсением Тарковским, который очень дорожил ее доверием. Он посвятил ей чудесное гипнотическое стихотворение «Жизнь, жизнь».