Григорий Петников — Стихи

В такую горячую весень,
В такую певучую заросль
Вошла – и раскинула песень
Сплошной зацветающий парус.

И стаей лазурного вымысла
За мной чрез кленовую летопись
Неслись на весны коромыслах
Дремучие скрипы и шелесты.

И в этой распевшейся прелести
Апреля – летучее племя –
Молвой дождевою от ветрости
Срываясь, впивалося в землю.

И там насыщаясь от чар её
Легла в золотистой обнове –
И дней густолистое марево,
Как повесть, как поросль кленовая.

Не сердце ль ветров половецких
Узорами зарного племя,
Не ты ли вскипело подвеской
У липы весеннее гремя?

Замрёт. – Но у зурны лазурной
На утро – по роздыху розы
По заросль вгрузается бурное
Всё в молоди рясное озеро

И в голубь державного лада
Впадают дремлинные русла
И устлана русская млада
Распевом простым радоуста.

На зелёное лезвие леса
Упадает, отдав синеве
Всеоружье пернатое песень
Пламенами в обыт по тебе

И виднеясь в синеющий небом
Полдень – лавой благою брегов
Ты – весна! Закипевшая древом,
Изумрудом зажжённых снегов.

Ты вышла со мною в поля,
И в умброй окрашенных далях
Торчали в седых тополях
Свидетели первых светаний.

Лазоревки или щеглы
Смотрели простыми глазами
Из зарослей утренней мглы,
Как ты проходила, лесная.

И мы находили слова,
Такие ж простые, как эти,
Как руки твои и трава,
Раскинутые при свете.

Я помню русалочий взор,
Травы под босыми ногами
Живой холодок, и лицо,
Когда ты меня укрывала.

И ты на земле, как лучи
За солнцем, подымешься снова,
В повязке стыдливой зари –
Краснеть, одеваясь листвою.

Откуда взявшейся грозы
Предвестьем воздух переполнен –
Её изменчивый язык
В снопах разоружённых молний.

Вон вылилась и залегла
По топоту весенней конницы,
Где мгла каурая паслась
В дремучем одеяньи солнца.

Владеющий оружьем бурь
Любой исполосован молнией,
И проясневший изумруд
Уже клюют литые голуби.

И где начало тучных пущ,
Подгромок сбился в синих пряслах,
И дождь, завечерев за тучей,
Упавшей в облачные ясли,

Вдруг заблестит в повязке веток,
Сырую выжавши лазурь –
И лёгкие вскружают лета
Стрекозы в радужном глазу.

Обрывок степи. Солончак.
Слюда остывшего лимана,
Раскинут чёрный флаг Мойнак,
Дымок зюйд-вестами протянут.

Нога вгрузается в песок,
Он серо-пепельный на синем.
В тени весёлых облаков
Бесшумный час осенне двинут.

И вон какая тишина!
Её заслушаюсь, зажмурясь –
Следы звонцов степных отар,
Трамвай игрушечною бурей.

Над жёлтым взгорбьем чёрный жук
Летит, оставив облак пыли.
И – тишина…
в твою межу
Вношу поправку:
здесь мы жили,

Мы здесь нашли в одно из утр
В траве, распевшейся, как ода,
Мир по-вечернему пустой,
Перо убитого удода.

Только светало. А он уже шёл,
Зачатый рано, в туманы, гудками,
Сбитый ветрами, в бульварах свежо
Пахнущей стройкой, смолой и дождями.

Медью ли тлела живая заря,
Жить ли звала в заводских корпусах –
Он высыпал на платформы, горя
Памятью рощ и поселков дымясь.

Да, просыпаться ему не легко
Было. Он плавился шлаками ночи,
Он остывал, изумляясь меж прочим
Тенью кустарников, звезд и рекой.

Вот он по крышам, в антеннах залег –
Плавится золотом над этажами,
И, напевая лучом, – уголёк
Первым проснулся в синеющем пламени.

Дальше пошёл разговор по цехам.
Коротко. По заводскому обычаю.
Отгул врастал – и у станка
Вещи размеренный вырос добытчик.

Вот это – город и двор заводской –
Он разожжен, как огромные печи,
Весь он разбегом авто и подков
Стянут, и тонут от топота речи.

Вот это – город, огромный развод
Рот и огней, пешеходов и линий, –
Город признал молодое родство,
Вылазку труб в деревенские сини.

Утро окрепло. Он снова подобран,
Вкручен, как гайка. И взят на учёт.
Только светает, и снова в работу
Многомилльонный хозяин идёт.

Вот он! Одетый солнцем,
День мой пробеган и выпит.
Кинься росой по кольцам
И, задымившись, выбей

В грозах поющую искру
На облаках и вёслах, –
Это ведь я тебя выдумал,
Выискал этой осенью.

Это теперь ведь наше
Время взнуздать сгоряча,
Всполохом встав на стражу,
Вылюбить бытом в ночах.

Вместе за тучей,
Вместе как сокол
Гнаться и внове выучивать
Эту науку весёлую,

Или, звеня, с разбега
Только по почерку молний
Мы узнаем дорогу,
Скрученную тревогой…

Мир входящему дню
В мои окна: чёрную копоть
Смываю со стёкол.

* * *

Я подсмотрел, какая ты
Наедине с собой,
Смотрящаяся в зеркало реки.

* * *

Развороши под пеплом огонёк
Да пригляди за ним,
Чтоб разгорелось пламя.

* * *

Вы мелькаете мимо,
А чужая печаль,
Что рисунок лица на песке.

* * *

Всё нелегко на выпуклой на молодой
Земле. А соблюдай баланс – учась,
Как «Девочка, стоящая на шаре».

* * *

Знамёна Мая. Танец волн и цвета.
Зелёное перо у Робин Гуда.
Наш красный цвет – как счастье на костре.

* * *

Опущен занавес. Погашены огни.
Иду по мостику домой
Между землёй и небом.

* * *

Пусть трудятся стихи
И после смерти:
Читая их, беседуешь со мной.

1

Смешали глину с кровью и железом –
И тайны многие открылись перед нами:
Вот жизнь без стен, и видно всё.
А дальше?..
Мёртвые идут в одном строю,
Держа того же цвета знамя,

Что раненых пропитанные кровью перевязки.
Участники военных действий все:
Деревья, лошади и птицы – безоружны.
Здесь погребальных хоров нет.
Работают лопаты…

И безучастные пойдут дожди.
Своею жизнью заживут весной цветы.
И в землю лягут имена,
Зимой над ними встанут снежные кресты.

2

В короткой тишине я вижу лица
И руки, ещё недавно державшие перо
Над школьной партой. Сейчас – винтовку.
Те самые, что пожимали на прощанье – ваши.
Недосказавшие нам всё – лежат,
Прижав траву… протянутые навсегда.
И венчики на лбу: потёки высохшего пота,
Бессмертники с наплывом полевых гвоздик,
Несут почётный караул посменно облака,
Лёгкие, как в жаркий жатвы день,
Как в песне: хатка без окон, без дверцы –
Глаза пустые – прямо в голубое небо.
Смешали сердце с землёю и железом…

3

Одна стена осталась. На ней плакат:
Улыбка девушки, к груди прижатый сноп,
И розовые облака – об урожае вялое двустишье.
И в чёрных рамках чьи-то фотографии.
На погорелое дают пока серебряную пыль,
Всё тот же утра золочёный пепел.
Вот дерево – оно осталось жить.
К нему летают снова пчёлы. Ночью
В условной тишине висят на ветках
Праздничные звёзды.
Как долго не были мы дома!..
И каждый день Поворино горит.
В ногах у солнца – не туман, а дым.
Не спит земля. И девочка без матери
Уснуть не может. И не поёт петух.
А полевая рация стучит: Дубрава!
Я – Горлинка. Приём!.. И на Хопре
Сапёры строят переправу.
Орудия, как в Троицын день, все в зелени стоят
И ждут приказа – заговорить на молний языке
И грома. Как домовито топоры стучат!
И у бойцов на лицах нет пятен подчиненья
И смиренья. Лишь на губах – запёкшаяся горечь
Отступленья…
Мы дышим ветром разрушенья.
Запахами свежих щепок
И работой. Брёвна пахнут уваженьем к жизни.
Вдали горят скирды. В болото ухают снаряды.
И вздрагивают двери… Она уснула.
Пусть ей приснится воздушный синий шар:
Как хорошо бежать за ним по лугу,
Держа за ниточку его!.. Но ей таких шаров весёлых
Не приносил ещё никто.
Опять гудят над лесом.
И топоры стучат.
Молчат на отдыхе солдаты.
Смешали пот с землёю и – железом.

Русалий лес.
Выходит лось-звезда,
Боднёт вершину дуба,
Твоих серебряных чудес,
Спадает ясная узда
За день тенеющих раздумий.

Ночь залегает
В ясли темноты –
Знакомым знаком выведет просека
Обвалы небывалой синевы;
Первоначальная гудит беседа
По ясеням звериной иневы
И поручейный дым и день
И в шубе рыжебурой ствол
И тенепада голубая рень,
(Моё вечаное родство)
Прольёт падумчивая голубь.

Пушистой темноты
Потянет дым
Донцами, полночью тумана.
Таким узором по-цвету младеть
И цветнем свадьбу ветровую ведать…

Чаруний соловьиный куст
Расплещет ночь.

Остановись, прекрасное мгновенье!
Отроги каменной молвы
Лиловой захлестнулись тенью
В предгрозьи смолкнувших долин.

И сумрачные воды встали
И голубой толпой пошли
Ярить чернеющейся стали
Буйноголовые валы.

Смотри: отродье гор не может
Теперь ни двинуться, ни встать,
И только Партенитской рощи
Язык темнозеленый глянет –

Какая яркая набойка
Легла на горные луга,
Она то рушится, то молкнет
В прибоя взмыленных губах.

Убором горной благодати
Развеянное, растеклось
Грозы чернеющее платье
В опаловое стекло.

Ого, как ветер вперебежку
Пошел гулять по гребню волн,
Гляди – как в облачною стежку
Забило солнце первый гол –

И вон уж над Биюк-Ламбатом
Сиреневая залегла
И встать не может, и не падает
Логами глохнущая мгла.

А там ручьям такая гонка,
Захлебываясь, пробежать,
И, берег замутивши, сонно
На виноградных лечь межах.

Когда искал я тебя, открывая,
Бродя без дорог по лесам
И не зная,
Какая ты будешь, и кем назовёшься –
Речная, озёрная или лесная –
В просветах стремительных сосен
Ты смуглою мне показалась,
И в эту начальную осень
Со мною ты вместе бежала
Высокой, с зелёной косою,
И вдруг по озёрам в осоке
С дождём промелькнула босою,
Вся в зелени утопая,
В рубашке ли, в белом тумане
По радуге шла золотая,
С кувшинкою белою лета,
На облачке уплывая,
Одним только светом одета…

И пахло у берега мятой,
Травою, никем не примятой.
Речною водой на рассвете,
Землёю, слегка обогретой.

И вдруг всё исчезло. И только
Вверху голубая полоска
Московского неба. И ольхи.
И берег пустой, и берёзки.

А дальше дорога большая,
Ведущая к полустанку.
Дымок паровозный растаял,
Когда я расстался с русалкой,

Я так до сих пор и не знаю
Ты кем же была? – Тишиною,
Тропою осенней, лесною,
Звездою на небе ночною,
А, может, тревожною песней
В дорогу меня провожала?

Точно синевою пар
Поднят был, и назван полднем –
Марта талая тропа
Почерками белых молний.

То ли ветер на юру
Налетит, толкнув прибоем,
И, продрогнувши, гряду
Смутным серебром покроет.

Кажется вот-вот найдёшь
Тот смарагд, где ты затерян
Был, когда навис дождём
Серый сумрак от деревни.

И во сне сойдёт с лица
Краска тёплая полночи,
Выйдешь – даже у крыльца
Двинут марта влажный очерк.

Дождь, мальчишка босоногий,
Без рубашки, голый дождь.
Вон бежит он без дороги,
Голенастый – среди рощ.

Пляшет в листьях по долине
Дождь-подстёга, дождь косой.
Пахнет цветом и холстиной,
Коноплёю и землёй.

Отдождило. Просветлело:
Вся алмазная трава –
Влажным блеском приоделись
Нагота и синева.

Уж петух пропел и вышел,
Клюнув в луже серебро –
Только с крыши тихий слышен
Крупных капель разговор.

Мы, видно, погостим ещё
С тоской любви на затемнённом свете –
Туман – зима!.. Обман – зима… А он расцвёл
На волю вырвался лучом,
Чтоб в талый день и я его заметил.

Я мимо не прошёл, детёныш мой,
Ты с пастухом, как с тишиною вместе –
А я… я ждал тебя и чёрною порой
Через сугробы шёл за правильною вестью.

Туман – зима, обман – зима!
Но дали
Становятся отзывчивей уже,
И ты
Словам, написанным рукой печали,
Мне отвечай, – по-прежнему, –
в душе.

(из воспоминаний)

Из темноты воскресшая
Весна к венцу приходит,
Вся в обнаженной ясности,
Красна
порой рассветами,
Что перьями жар-птичьими,
А в сумерки –
надеждами,
Раздумий одиночеством.
Славна,
о светло-светлая,
И нежностью. И мужеством.
И первою влюблённостью,
И первой песни
веткою.
Полна
тревог прибоями,
Беседами веселыми
Между цветком и пчёлами, –
И где сияет дружество,
Там в «Лирне» нашем пишется
Священная история.
И утренние зори,
И листья на сирени
Читаются и смотрятся
С тобой совсем по-новому,
И тянутся уверенно
К заоблачным
просторам.
Идет весна –
и верится,
Что впереди –
всё лучшее,
Всё самое и самое
Высокое.
И доброе.
Она жива в красе его,
Весна моя с Асеевым!
И дом – надёжа строится, –
Вот стены подымаются
На площади Поэзии,
Трудом и нашим собраны.
Весь бурями пронизанный,
Он песенными сводами
От непогод укроется –
И в ладе белокаменном
С николиной весенницей
Навстречу всем
засветятся
И окна
огоньками.

Нет времени, которому б родиться
Не захотелось в рокоте машин,
Нет времени, которому бы птицей
Не захотелось петь над пажитями ржи.

Нет рощ, которые б не знали,
Что значит утра вздыбленный пожар,
Нет молнии в рабочем мае,
Что не повторена в раздвинутых межах.

Нет осени, которая б не окружала
Засадой теплою сердца,
Нет зорь, которые б не зажигались
В очей задумавшихся озерцах.

И мира нет, который бы не заслонила
Крылом летуньи-ласточки любовь –
Ей резать воздуха синеющие жилы,
Ей волн поймать разымчивый прибой.

Но есть пути, которые мы избираем,
Они ведут чрез кряжистый Октябрь,
Но вот Россия, как дредноут вздрагивая,
Идет в открытые моря.

Нет времени, которому б остановиться
Велел мифический Навин, –
Есть имена, которые бы птицей
У горнов пели с молодостью нив.

Когда заря на водах Невки
В мостах встревожит сон течений,
И Красной гвардии запевки
Уже на заводских дворах –
В сырых кострах простой ночи
Сверкает искрой
имя – Ленин.
А с утра трехтрубный крейсер «Аврора»
Весь в сером дыме
Утренниц Невы,
И вал матросов сходит в город
По трапам, толпами густыми –
Свести мосты,
И став в дозоре,
Чтобы в последний бой идти.

И тишина предгрозья выступает
Условным говором гудка.
И ночь бессонная над Смольным
Таится в замыслах ЦеКа…
И вечер в чернях Обводных каналов
Поводит два глаза: зеленый и красный
Огни на мачтах.
Им отвечает сейчас Петропавловка –
Сигналов веселые птицы.
И штурм уже начат!..
И на Мариинской броневики балтийцев
Снимают парламента ржавую накипь.

Землею вздыблено поле.
Роют окопы у Пулкова.
Поют пулеметные ленты –
Под Гатчиной бой,
и в полымя
Идут отряды Крыленко.
И на знаменах:
«Вся власть Советам!».
А над заливом бушует ветер.

Насельники горы, щеглы летят над садом
Моей зимы. И вы, и дом, похожий на гараж,
Вот всё как есть: снежок платка, и рядом Фауст,
Одетый в шубу, давнишний и – ваш.

И вдруг всё наплывает сразу: подстрочники весны,
Ручьи, сиротки-пролески.
И синяя тетрадь.
Её глаза, открытые, как жалость, как удивленье или тишина.

И ходики, и комната, где вы живёте,
Как продолженье сна, дыхание, или душа?..
Зимой – весна. Вот так оно и бродит
По строкам кровь, не спрашиваясь, и дыша.

Бросаю крохи юности, – и птицы
Слетаются на краешек окна,
Я их собрал в слова, как горсть пшеницы,
Рассыпав всё моим гостям.

Ты приголубь их – и на крыльях
Они влетят в наш быт, с птенцами на руках,
Они, как вы, такие же простые,
И вам, и мне – по синеве родня.

Все живет, сгорая, загораясь,
Падая, и возникая вновь,
И у ветра есть лазурная застава
Занемлять уста, влекомые в любовь.

Будут весны, расширяя вены,
Воздухом в летейской темноте
Закипать и – серебристой пеной
Осыпаться у костра ночей.

Ты и не расскажешь словом этим,
Как живешь в затоне именем другим,
Да, ты нам не скажешь – только ветер
Да глаза ответят ростом молодым.

Ты ли это, или только марев
Осиянная то пустота? –
Будем видеть, как за облак стаей
Окрыляясь, пролетят года.

В этом стане, стоне и отгуле
Ты лети, лучись и бейся на снегу
Мотыльком влетевшая в июле,
Умершая и воскресшая Могуль!

Только струны тронь – они потонут, –
Слышишь, слышишь, слышишь ли и ты,
Как былиной в солнечных затонах
Этот век и полдень налиты.

Он неразлучим, как первый день творенья,
Как напевы сумрачной земли.
Милая, что слышится тебе в круженьи,
В этой смене изумрудных вёсн и зим?

И приход сентября без отчёта
По восторгу горюющих мет
Узнаю голубин неизбывьем,
Твой мелькающий мех ясенец.

Это золото встало по бредню
На убаве неметь и робеть,
Перед дующим поверху сретеньем
Колыхать облегчённую ветвь.

И дичая и в чащах роясь
Загораться с рябиновых слов
Из-за морева грающий спас,
По лугам полыхающий лов.

Ловчих десять с потешной капели
В рукопашной сердец сентября
Ветропадом бродяжным напели
Сребропенную сыть соловья.

Потому от осенних потерь,
От пропаж, от полетья куста
Будет холода ранняя тверь
Занемлять радунцами уста.

Пожолкнут травы, листья опадут,
Как обветшалые одежды,
Но слышу шелест их в саду,
Когда они росли с надеждой.

– И с верой? – может, спросишь ты.
– В движеньи! – я тебе отвечу, –
Возьми, перечитай листы,
Летящие тебе навстречу,

С такой осенней щедростью, что ты
Дивуешься богатству, брошенному наземь,
Не пригоршням тяжёлых золотых,
А просто так… чтобы тебя украсить.

И здесь, на маленькой земле,
На бедном северном подзоле
Им суждено, прозябнувши в тепле,
Жить без конца, без всяких предисловий.

И нет прекрасней ничего,
Чем замыслы всего, что вижу,
Они – и мысль, и торжество
Стихов, которые ты слышишь.

Не говори: вот здесь обрыв.
Зима. Метель… Внизу – долина,
Где горы, нас разъединив,
Она ж связала воедино.

О, лоно полонное пламя!
О, ночери чёрная плата!
Дремлин затаённая млада!
Поющая вёсное веди,
Понятное струнам баюна.

Ей надо, чтоб внове ржаная
Рожала, ложася снопами
Всеярую молний нежданно
Взлетевшую звёздную память.

Посмертьем её сонаследий
И в лето льняное по сердцу
Оденешься в вёсное веди
Как в детскую древнюю дерзость.

И девой дивея в забытье
Сентябрьских расплавленных дней,
Снимаешь небесное мыто,
Немые разлоги небес.

И век меча, и век секиры новой
Плывёт над европейской ночью,
И залпами шестнадцатидюймовок
Покровы лицемерья рвутся в клочья.

Их заменяют пафосом удушья
Завесы газов. Танки зашивают саван.
И запахом гниющей туши –
Биржёвок бюллетень, военных сводок слава.

Окопы сторожат огромные мешки.
И сейфы ширятся. Под проливнем свинца
Качаются столы. Трёхцветные флажки
Рифмуют – «до победного конца!»

Хлопочут на амвонах, зажигая свечи.
Ракеты освещают небеса.
И, задыхаясь, выпускают печи
Стальные стаи в тёмные леса.

В конторах банков и военных складов
Ведётся прибылей подсчёт.
И в памороке – за звериным садом
Поют полки запасных рот.

Линяет небо. И под звук оркестров
Тут навзничь падают. Им выдают кресты.
В тылу с балконов повисает пестрядь.
Но… хмурятся предместья нищеты.

Она выходит из фабричных зданий,
Забоев, кузниц, начиная раздувать
Высокий пламень молодых восстаний:
Тяжёлый воздух потрясён до дна!

Рассказать тебе о море?
Ты такого не видала,
Фиолетового цвета
После яркого накала,
А теперь оно другое.
Понемногу остывая,
В белой накипи прибоя
Мутным зеркалом сверкает,
И лиловыми лучами,
Будто тёплыми руками,
Нас с тобой соединяет –
За далёкими путями,
Синеверхими горами…

Или, может быть, про горы,
Непохожие на наши,
Все покрытые лесами,
В красном пламени сумаха,
Как пылающее знамя,
Никогда не потухая –
По крутым, зеленым скалам,
Остывая от закала,
Прямо в воду опускалось.
А межгорные долины,
Разлучённые со тьмою,
Просияв в верхах лазурных,
Синей дымкой застилались,
И под влажным покрывалом
Вдруг чинары начинали
Напевать вечерним гнездам
(На трёх листиках зеленых),
С песней в клюве, собираясь
По долинам полусонным.

Или главное: про зори
С золотыми петухами,
В чёрных перьях жаркой ночи,
Нерассказанной стихами.
…Это – море, это – небо,
Одинакового цвета,
Беспокойного напева,
Когда звёзды угасали
У ночного пересвета,
А вершины всё шумели
По предгорьям полусонным,
И бессмертьем покрывая,
Вдруг роняли наземь семя,
Нас с тобой соединяя…

А когда мы расставались,
Я – с душою опаленной,
Песней стал, или прибоем,
И лучом, к тебе склоненным,
Или ящеркой зеленой,
Цветом слившейся с тобою.

Весна: о сколько гласных!
Я поднял голову: А-а!.. Ласточка на проводе сидит.
И мы переглянулись с нею.

* * *

Мой друг сказал: – Какой счастливый ты,
С такой красавицей сидел!
– С весною рядом, на скамейке.

* * *

Как всё похоже: те же голоса,
Что в детстве. Те же солнца у дорожек,
Сияя, ждут меня.

* * *

Её ничем не уничтожить – мечту,
Она мой негасимый пламень, приход зари,
И вечный двигатель во мне.

* * *

Когда доверчивости к жизни нет,
Я в темноте зажгу свечу: пусть светится окно –
Жду добрых вестников с дороги.

* * *

Твоё письмо читая, я словно в дальний путь иду
К тебе. Как утренний листок
К лучу повёрнутый на ветке.

* * *

Высокие слова. И низкий смысл –
От полуправды к лжи
Одна лишь остановка.

* * *

Я родником пробьюсь из глубины,
И встречу на пути друзей:
Пускай воды – с небесной светлостью – напьются!

Что там в осеннем Раменском?
Сосны, наверно, такие ж,
Какими их видел впервые,
А бедные травы –
от заморозков
По-своему
тоже красивы.
И мутной написаны умброй
Поля подмосковной России.

Хлеба по колхозам все убраны.
Летающей нет паутины.
И зябкие быстрые сумерки
Подходят лесами бесшумно,
Разбрызнувши кровь по рябинам.
По радио – что-то из Шумана,
И в вальсе последние листья:
Вон красное –
серое –
синее
Мазками мелькнет на картине,
И вот уже станция близко
В предзимье вечернего инея:
И бурые избы у линии,
Коробки домов фабричных.
И мертвые крылья аистов –
Антенны на чёрных крышах.
И ветра печалящий причет
Гуляет по голым осинам,
По стеклам цехов неумытым.

И память о нашей осени
Уходит в далёкую рамень,
И дикой заброшенной
Просекой
Вдруг вспыхнет не позабытое,
В огне не сгорая,
ни в пламени.