Вскрик во сне; по чёрным переулкам — ветер,
и синева весны — сквозь голизну ветвей.
Пурпурные ночные росы, гаснут звезды.
Зеленовато светает река, и старые аллеи серебрятся,
и городские башни; о нежность опьяненья —
скольжение челна и тёмный зов дрозда
в садах младенчества. Светлеет розоватый флёр.
Весело воды шумят. О, влажные тени лугов,
мягкая поступь зверья; зелень и цветь ветвей
задевают хрустальный лоб; блики от лодочной качки.
Солнце звенит в розовом облаке над холмом.
Великая тишь елового леса, строгие тени в реке.
Яснота! Яснота! Где ужасные тропы смерти,
угрюмо-каменная немота, скалы ночи,
и беспокойные тени? Лучистая пропасть солнца.
Сестра, я нашёл тебя здесь, на опушке,
был полдень и было огромным молчанье зверей;
ты — в белом, под дубом, и тёрн серебряно цвёл.
О, мощь умиранья и певучее пламя в сердце.
Темнеет вода, обтекая чудные игрища рыб.
Время печали и созерцания солнца;
душа на земле — инородка. Исполнена духа,
смеркается синь над засекой, и долго в деревне
бьёт тёмный колокол; проводы с миром.
Тихо мирт зацветает на белыми веками мёртвых.
Глухо плещутся воды под вечер,
всё темней прибрежная зелень и радость в розовом ветре;
и нежная песня брата на закатном холме.
