I
Рождённые как тень от тени,
мы в одиночестве бредём,
как жертвы, о предназначенье,
увы, не ведаем своём.
Мы нищие без подаянья
и тьма, окутанная тьмой,
слепцы, мы вслушались в молчанье,
где потеряли шёпот свой.
Мы — странники на бездорожье,
и облака ветров чужих,
цветы, что ждут в смертельной дрожи,
когда под корень срежут их.
II
Последней муки ощущая вздроги,
сдаюсь вам, зложелательские силы.
О, вы — к великой тишине дороги,
где мы идём в полночный мрак остылый.
Терпенье, да сожжёт твоё дыханье
меня! Звезда погасла, и в снояви
уходим в мир без лика и названья
и возразить ему уже не вправе.
III
Тьма сердца — ты, ты — тьма ночей,
кто в ваши глуби вникнет, чтобы
увидеть пасть последней злобы?
О, маска болей и скорбей,
скорбей и радостей земных,
о, маски смеха лик зловещий,
где бьются глиняные вещи
и где не видно нас самих.
Врагу безвестному смешно,
как мы скользим, цепляясь, к бездне,
и как угрюмы наши песни
и то, что плачет в нас, — темно.
IV
Твой хмель ничем не превозмочь,
кровоточа, я в танце таю,
цветами муки оплетаю!
Ты так сама хотела, ночь!
Я — арфа в лоне у тебя,
и из моей последней муки
взяла ты тёмной песни звуки —
и вечен, и невидим я.
V
Всё глубже тишь — глубь немоты!
О, безгласие ночное,
сладость материнской боли — ты,
обречённый час покоя.
Раны скрой мои с любовью
под ладонью доброты —
пусть внутри исходят кровью.
Сладость материнской боли — ты!
VI
Воспеть тебя молчаньем дай!
Что лепет бедняка, когда
он видит краткой жизни край?
О, безымянной будь всегда,
во мне замкнувшая свой круг,
как колокол, который стих,
как сладкая невеста мук,
как мак пьянящий снов моих.
VII
Как цветок, косцом сражён,
тихий плач ручья лесного,
певчий колокольный звон,
ночь, мольбы последней слово,
свой — уже предсмертный — стон
слышу с берега другого.
VIII
Меня в молчанье мрак погрузил,
и стал я мёртвой тенью дня —
из дома радости и сил
я в ночь вступил.
Живет молчанье в душе моей,
невнятна ей пустынность дня —
язвит усмешкою своей
ночь всё больней!
IX
О, ночь, врата для мук моих открой,
я — кровью изошедший истукан,
сосуд из болей незаживших ран!
О, ночь, смотри: я твой!
О, ночь, ты сад, где утаён от глаз
блеск бедности моей и где поблёк
мой виноград, терновый мой венок.
Приди, о высший час!
Х
Смеялся раньше демон мой:
как свет над звёздными садами,
играл и танцевал с друзьями
я, от вина любви хмельной.
И плакал демон мой потом:
как свет над чахлыми садами,
с терпеньем влёкся я с друзьями,
чьим блеском светел бледный дом.
Где смех, где плач твой, демон мой!
Тень над забытыми садами,
скорблю над мёртвыми друзьями
в молчанье полночи пустой.
XI
В моей улыбке мольба и страх,
поётся сквозь слезы песня впотьмах,
и до конца дойти нет сил.
О, дай вступить мне в твой собор,
дабы наивец и грезёр
перед тобой в мольбе застыл.
XII
Ты в этой полночи глухой —
безжизненный берег молчащих морей,
безжизненный — до скончания дней!
Ты в этой полночи глухой.
Ты в этой полночи глухой,
о, свод, где нёс ты звёздный свет,
о, свод, где Бога больше нет.
Ты в этой полночи глухой.
Ты в бездне полночи глухой —
и в сладком лоне не зачат,
и от живых начал отъят!
Ты в этой полночи глухой.
