Стих — это чудо вечное, живое,
Но братство через песню — чудо вдвое.
Я, милый Мэтью, вспомнить не сумею
Судьбы прекрасней, радостей полнее,
Чем те, что отмечают нас, когда мы
Трофей возводим музам нашей драмы
Усильем общим. Братья и поэты,
Мы этим единением согреты,
И любит сердце, чуя в упоенье
Возвышенность, величье, исцеленье.
Поэзии пространство шаг за шагом
Осваивать с тобой я счел бы благом,
И с радостью я пел бы, гимнам вторя,
Что раздаются в Сицилийском море
Среди гондол скользящих, легких, дальных
На склоне дня, в лучах его прощальных, —
Но не смогу. «Лидийские картины»
Не для меня: гнетут заботы ныне,
И часто я гляжу со страхом в небо,
Боясь там утром не увидеть Феба,
Аврору не увидеть на рассвете,
Наяд, что в речке плещутся, как дети,
В лучах луны — паренье серафима, —
Все то, что было нам с тобою зримо:
Росу, что ночью с мяты и с морошки
Смахнула фея шаловливой ножкой,
Летя домой с таинственного луга,
Где танцевали эльфы всей округи
И чинно завершали праздник яркий,
Пройдя под лунной триумфальной аркой.
Противна музе городская смута.
Будь я при ней хоть каждую минуту,
Она сбежит, она не даст мне рая
Среди противоречий и раздрая.
О девушке мечтаю с добрым взглядом.
Как хорошо мне было б с нею рядом
Там, где безлюдно, там, где романтично,
Где множество цветов и где обычно
Дубы стоят, что помнят, как преданья,
Старинные друидов волхвованья;
Где над рекой ракитник темнолистый
К воде спускает золотые кисти
И, к кассии склоняясь благовонной,
Вплетает в кисти белые бутоны;
Где в чаще леса звонкие кантаты
Выводят соловьи замысловато;
Где меж стволов — подпор ветвистой кровли —
Постель я из фиалок приготовлю;
Где в звездочке душистой первоцвета
Пчела гудит и возится все лето.
Кто этой благодатью недоволен,
Тот и душой, и телом тяжко болен.
Ты это место укажи мне, Мэтью,
Коль что-нибудь имеешь на примете.
Там с девушкой, с тобой уединенно
Читали б мы друг другу Чаттертона.
(Четыре духа волею Шекспира
Ввели его в предел иного мира.)
Мы вспомнили б о тех с благоговеньем,
Кто жил, воюя с общим заблужденьем.
Ты, помянув бы Мильтона слепого,
В отчаянье пришел от зла людского
И ненависти к гению, чьи крылья
Людей хранят, как могут, от всесилья
Великих бедствий. Вспомнили бы дале
Мы тех, что в битве за свободу пали, —
Альфреда, Телля. Мэтью, мы едва ли
Забыли бы, беседуя с тобою,
Уоллеса, народного героя.
На север глядя, погрузившись в думы,
О Вернее, Мэтью, пролили б слезу мы.
Без девушки и без тебя мне, ясно,
Дразнить скупую музу — труд напрасный,
Но для твоей, о Фельтон, славы громкой
Готова муза «свет пролить в потемки».
Ты был цветком, что рос под небосклоном,
Соседствуя с ключом незамутненным,
Откуда били песни; утром рано
Сюда пришла невинная Диана
И, с радостью приветствуя светило,
Ему тебя на память подарила,
Отняв тебя у почвы плодородной
И опустив тебя в ручей холодный.
О том, как стал ты золотою рыбкой,
По воле Феба, в этой влаге зыбкой,
Ты не сказал; ты сохранил в секрете,
Как лебедем предстал на белом свете
И как впервые в этом состоянье
Обрел ты человека очертанья,
Как в странствиях своих возвел в обычай
Ты смену воплощений и обличий,
Как был с наядой в отношеньях дружных
И пищу брал из рук ее жемчужных.
Перевод Е.Фельдмана
