I
В тот вечер багровость заката
Я встретил, как пурпур конца.
С эстрады, беснуясь, стаккато
Бряцало, как звон бубенца;
В оранжевой призме токая
Ломался танцующий зал,
Но скорбь моя крепла — такая,
Что горшей тоски я не знал.
То рвались последние звенья
Любви, осквернённой дотла,
И удаль, и мука схожденья
Предательской лестницей зла;
И та, что над каждым губимым
Склоняется — смерти помочь…
И замысел, тлевший рубином
На эту проклятую ночь.
И, будто бой сердца услышав.
Осёкся неистовый альт,
Когда я без спутников вышел
На снежный и тихий асфальт.
Двойных фонарей отпечаток
Качался у белых излук,
И чёрная замша перчаток
Была только маской для рук.
Одиннадцать!.. Сладкий огонь я
Почувствовал десятикрат
От знанья, что стиснут ладонью
Мой верный, отточенный брат;
От знанья, что ложь лицедейства
Подводит меня к рубежу,
И в том, что ступенью злодейства
Я к царству её нисхожу.
II
Поздно. Каток, по-ребячьи, оркестрами
Дует в смешную дуду.
Резвые ‘нурмисы’
гранями острыми
С шорохом мчатся по льду.
Мир незапятнанный
звонкими призраками
В белых аллеях возник,
И мимоходом у парковой изгороди
Приостанавливаюсь
на миг.
Эта минута —
про юность влюблённую
В снежном её хрустале,
Про чёрную шапочку с верхом зелёным.
Про голос, любимейший на земле…
— Прочь! —
Вдаль… В снег… В ночь…
Мутное небо над головой…
Сощуренные глаза —
Нацеливаемый удар — — —
III
…Напрасно он ждал подарка!
У ненависти — свой долг!
…Все пусто в аллеях парка,
И крик, прозвучав, смолк.
Дух ночи пьян ворожбою,
Пьянящ и лукав, чуть тал…
Над дальним катком гобои
Заныли, как встарь, ‘Байкал’.
Ладони в огне. — Я ранен?
Нет трепета, страха нет.
Но тишью враждебной странен
Свидетель злодейства — снег.
IV
А у катка — над огнями, плакатами,
Льются валторны, и там
Вальсов медлительных ритмы крылатые
Вспархивают
по пятам.
Нет, не в судилищном пурпуре, — в инее,
Лёгком, как пух тополей,
Гонят и гонят напевы — эринии
В глубь ледяных аллей.
— Помнишь ли?.. вспомни! вечер сиреневый
В давние времена,
Шум многоводного ливня весеннего,
Льющийся в зал из окна;
Это — к грядущему, к радости, к мужеству
Слушал ты плещущий зов…
Кружится, кружится, кружится, кружится
Медленный вихрь лепестков —
— Помню! Молчите! —
Но снежной пустынею,
Радостный, мирный, простой,
Гонит напев, роковой как эринии,
Юной своей чистотой.
Боже. — Те годы, как в золоте, выбили
В сердце Твой знак навсегда…
Помню — и всё предаю ради гибели, —
Горя, — убийства, — стыда.
