Лунная ночь возле храма
Светло, как днем,
Я бы зари не заметил,
Так сияет луна,
Но время вдруг возвестил
Ближнего храма колокол.
* * *
Луна над зимними лугами
Лунный прекрасен свет,
Когда сверкает россыпь росы
На вишневых цветах,
Но печальная эта луна
Над зимним увядшим лугом…
* * *
Луна
На небе осени
Она наконец явилась
И вечернем сумраке,
Но еле-еле мерцает,
Луна — по имени только.
* * *
Листья осыпаются на рассвете
«Как будто дождь?» —
Прислушался я, пробужденный
На ранней заре.
Но нет, это листья летят…
Не вынесли натиска бури.
* * *
Листья облетают над водопадом
Спутники вихря,
Верно, с горной вершины
Сыплются листья?
Окрашены в пестрый узор
Водопада белые нити.
* * *
Летней порою
Луну пятнадцатой ночи
Здесь не увидишь.
Гонят гнуса дымом костра
От хижины, вросшей в землю.
* * *
«Кукушки мы не слыхали,
А близок уже рассвет!» —
На всех написано лицах…
И вдруг — будто ждали его! —
Раздался крик петуха.
* * *
Лениво, бездумно
Ты призывал имя Будды,
Но эта заслуга
Спасет тебя от страданий
На самом дне преисподней.
* * *
Кукушка, мой друг!
Когда после смерти пойду
По горной тропе,
Пусть голос твой, как сейчас,
О том же мне говорит.
* * *
Куда унеслось ты,
Сердце мое? Погоди!
Горные вишни
Осыплются, — ты опять
Вернешься в свое жилище.
* * *
Куда мой отец
Сокрылся после кончины,
Не ведаю даже я,
Хоть, верно, мы задыхаемся
В одном и том же огне.
* * *
Кто скажет, отчего?
Но по неведомой причине
Осеннею порой
Невольно каждый затомится
Какой-то странною печалью.
* * *
Когда я посетил Митиноку, то увидел высокий могильный холм посреди поля. Спросил я, кто покоится здесь. Мне ответствовали: «Это могила некоего тюдзе». — «Но какого именно тюдзе?» — «Санэката-асон», — поведали мне. Стояла зима, смутно белела занесенная инеем трава сусуки, и я помыслил с печалью:
Нетленное имя!
Вот все, что ты на земле
Сберег и оставил.
Сухие стебли травы —
Единственный памятный дар.
* * *
Когда я шел в край Адзума, чтобы предаться делам подвижничества, я сложил стихи при виде горы Фудзи.
Стелется по ветру
Дым над вершиной Фудзи.
В небо уносится
И пропадает бесследно,
Словно кажет мне путь.
* * *
Крик дикого гуся приближается издалека
Дикий гусь в вышине,
На крыльях своих несущий
Белые облака,
Слетает на поле у самых ворот,
Где друг зовет одинокий.
* * *
Когда я любовался цветами на заре, пели соловьи
Верно, вишен цветы
Окраску свою подарили
Голосам соловьев.
Как нежно они звучат
На весеннем рассвете!
* * *
Когда я жил в Сага, то из монастырского сада
Что же хозяин?
Верно, чуть ветер повеет,
Полон тревоги?
Даже поодаль сладок
Запах цветущей сливы.
* * *
Когда уже все было занесено снегом, я послал эти стихи одному другу. Осенью он сулил навестить меня, но не сдержал слова.
Теперь она без следа
Погребена под снегом
А ждал я, мои друг придет,
Когда устилала тропинки
Кленовых листьев парча.
* * *
Когда слагали стихи о нынешних временах
Даже постигнув суть
Этого бренного мира,
Все же невольно вздохнешь:
Где они, мудрые люди?
Ныне нигде их нет.
* * *
Когда слагали стихи на тему картины на ширмах, я написал о тех людях, что лишь издали смотрят, как сановники Весеннего дворца толпятся вокруг цветущих вишен
Под сенью ветвей
Толпа придворных любуется…
Вишня в цвету!
Другие смотрят лишь издали.
Им жалко ее аромата.
* * *
Когда лепестки засыплют
Меня под вишневым деревом,
Тогда всю ночь до рассвета
Я буду о вас тревожиться,
Еще непрозрачные ветви.
* * *
Когда глубоко уйду
В печальные воспоминанья,
Еще прибавит тоски
Этот уныло гудящий
Колокол на закате.
* * *
Когда бы в горном селе
Друг у меня нашелся,
Презревший суетный мир!
Поговорить бы о прошлом,
Столь бедственно прожитом!
* * *
Когда в селенье Токива слагали стихи о первой осенней луне
«Осень настала!» —
Даже небо при этих словах
Так необычно…
Уже чеканит лучи
Едва народившийся месяц…
* * *
Ко мне в Исэ пришли люди из столицы и поведали: «Вот какую строфу сочинила Хеэ-но цубонэ. Но тут все умолкли, никто не мог далее продолжить рэнга». Услышав это, я добавил к ней такую строфу:
Сердце в себе умертвил.
Подружилась рука с «ледяным клинком».
Или он — единственный свет?
* * *
Клинком закаленным
Меча с когтями железными,
Не зная пощады,
Тело разрубят наискось,
Кромсают… Какая скорбь!
* * *
Кленовые листья становятся все ярче
Всему есть предел.
Разве может еше сгуститься
Этих листьев цвет?
Дождь сыплется непрестанно
На горе Огура.
* * *
Как же мне быть?
На моем рукаве увлажненном
Сверкает свет,
Но лишь прояснится сердце,
В тумане меркнет луна.
* * *
Как в детстве бывало,
В прятки вновь поиграть
Мне так захотелось,
Когда в укромном углу
Я отдохнуть прилег.
* * *
Источник возле горной хижины
Лишь веянья ветерка
Под сенью ветвей отцветших
Я жду не дождусь теперь,
Снова в горном источнике
Воды зачерпну пригоршню…
* * *
К старым корням
Вернулся весенний цвет.
Горы Ёсино
Проводили его и ушли
В страну, где лето царит.
* * *
К чему сожаленья мои?
Даже вечерний колокол
Уже по-иному гудит.
Вижу, прихвачены стужей,
Росинки рассыпались инеем.
* * *
Инеем занесена
Трава на увядшем лугу.
Какая печаль!
Где сыщет теперь отраду
Странника сердце?
* * *
Из судилища князя Эмма адский страж уводит грешника туда, где в направлении Пса и Вепря виднеется пылающее пламя. «Что это за огонь?» — вопрошает грешник. «Это адское пламя, куда ты будешь ввергнут», — ответствует страж, и грешник в ужасе трепещет и печалится. Так повествовал о сем в своих проповедях Тюин-содзу.
Осужденный спросил:
«Зачем во тьме преисподней
Пылает костер?»
«В это пламя земных грехов
И тебя, как хворост, подбросят».
* * *
Из песен о сверчках и цикадах
Вечер настал.
Там, где на мелком бамбуке
Жемчуг росы,
В тишине зазвучала
Первая песня сверчка.
* * *
Из песен осени
О многих горестях
Все говорит, не смолкая,
Ветер среди ветвей.
Узнали осень по голосу
Люди в горном селенье.
* * *
Из многих моих стихотворений о вишневых цветах
Дорогу переменю,
Что прошлой весной пометил
В глубинах гор Ёсино!
С неведомой мне стороны
Взгляну на цветущие вишни.
* * *
Из десяти песен о непостоянстве бытия
«Светло — спокойно
Я б умереть хотел!» —
Мелькнуло в мыслях,
И тотчас сердце мое
Откликнулось эхом: «Да!»
* * *
Ивы под дождем
Зыблются все быстрей,
Чтоб ветер их просушил,
Спутаны, переплелись,
Вымокли под весенним дождем
Нити зеленой ивы.
* * *
И вот из зияющего жерла раскрытых адских ворот вырвется вихрь свирепого огня и настигнет грещника, с диким воем, — нет слов, чтобы описать это зрелище! Весь охваченный пламенем, грешник внидет в геенну. Врата закрывают наглухо крепким затвором. Адский страж идет в обратный путь, уныло повесив голову, он полон жалости, что вовсе не вяжется с его грозным обликом. И не успеет грешник возопить: «О, горе! Когда же я выйду отсюда?» — как его начинают терзать лютыми муками. Остается только взывать о помощи к бодхисаттве преисподней. Лишь его божественное милосердие способно проникнуть в сердцевину пламени, подобно утреннему рассвету, чтобы посетить и утешить страждущего. Бодхисаттва преисподней — так именуют Дзидзо.
Раздвинув пламя,
Бодхисаттва приходит утешить.
О, если бы сердце
Могло до конца постичь:
Сострадание — высшая радость!
* * *
Зубцы дальних гор
Подернулись легкой дымкой.
Весть подают:
Вот он, настал наконец
Первый весенний рассвет.
* * *
Зимняя луна озаряет сад
Глубокой зимой
Как слепительно ярко
Блещет лунный свет!
В саду, где нет водоема,
Он стелется, словно лед.
* * *
Зашла и она,
Луна, что здесь обитала,
На лоне воды.
Ужель в глубине пруда
Тоже таятся горы?
* * *
Ждут осени в глубине гор
В горном селенье,
Там, где густеет плющ
На задворках хижин,
Листья гнутся изнанкой вверх..
Осени ждать недолго!
* * *
Забывать о весне,
Знаю, дольше не может
Ни один цветок!
День еще дотяну,
Ожидая спокойно.
* * *
Замкнутый между скал,
Начал подтаивать лед
В это весеннее утро,
Вода, пробиваясь сквозь мох,
Ощупью ищет дорогу.
* * *
Жду, когда зацветут вишни
В горах Ёсино
На ветках вишневых деревьев
Россыпь снежка.
Нерадостный выдался год!
Боюсь, цветы запоздают.
* * *
Жаворонок парит
Над густым тростником равнины,
Жаркое лето пришло.
Где бы дерево мне найти,
В тени подышать прохладой?
* * *
Еще не слышна ты,
Но ждать я буду вот здесь
Тебя, кукушка!
На поле Ямада-но хара
Роща криптомерии.
* * *
Если этой весной,
Грубый плетень задевая,
Кто-то придет сюда
Дышать ароматом сливы,
Он станет другом моим!
* * *