Приручила к дому кошку —
Стала кошка песни петь
И глазами понемножку
Стала мне в глаза глядеть.
Приручила к веслам речку,
Приручила к сказкам печку,
К травам- лес, а снег — к теплу,
Нетерпение — к перу.
Иногда тебя встречаю.
Прохожу, не замечаю
Все равно потом скучаю —
Сердце к сердцу приручаю.
Предчувствие
Я не желаю знать заранее…
Но сквозь спокойный разговор
Все вижу — табором цыгане
Стоят и развели костер.
И будущее в этих бликах
Тревожит пляскою теней,
Насквозь высвечивая дико
Безвыходную сущность дней.
И в чай заваривая мяту,
Пытаюсь я тебе сказать:
— Объявлен мир, идут солдаты…
Но ничего уж не связать.
И ты молчишь,
и чай, пучинясь,
Вскипает по моей вине.
Сквозь нас в неведомой кручине
Промчался всадник на коне.
О, как он плыл! В плаще летящем,
Какие вдруг напомнил дни!
Но будущее с настоящим
О, если б не были видны!..
Прилетит скворец
Прилетит скворец,
Закричит: «Конец
Холодам, февралям!»
Ему крошечек дам:
— Помолчи, не кричи,
Что ты смыслишь, юнец!
Прилетели грачи,
Закричали: «Конец
Холодам, февралям!»
Я им зернышек дам.
И сама я все знаю,
И сама понимаю,
Что конец февралям,
Баломутам, вралям
И уж май недалек…
Да широкий поток
Разлился между домом моим
И его.
Оттого и молчим.
Оттого…
Поэт
Усталый ход,
Дремотный круг,
Следи иль не следи —
Все кто-то впереди идет,
А кто-то позади.
А кто-то замер между тем,
Высматривая свет
В пучине слов, не видя тем.
Вот этот и поэт?
Как не бранить его за то!
Его всегда бранят.
То в экстрамодном он пальто,
То грязен и кудлат.
То он на грани, то он пьян,
То он не ест, не пьет,
Но от природы рваных ран
Он стонет и поет.
Для всех — нежнейший этикет,
Цветочки и мирки,
А для него — улики след,
Свидетельства, звонки…
Оставлены и там и тут,
Кому-то — чудеса.
С ним разговор суров и крут,
И правда бьет в глаза.
Последняя капля
Долго держала я руки под краном —
Грела с мороза.
Струя напряглась, и вот, изрыгая
Весь кипяток, поразила мне руку.
Смейся, кто хочет! —
Но это был та последняя капля,
Плюха последняя злобного мира!
После ссоры
После ссоры в нашем доме
Целый день царит уют.
Ходики в дурной истоме
Примирительно снуют.
Пахнет хлебом и побелкой
И еще звенит в ушах
Обвиненье — так, безделка!
Но опять в узде душа.
И слегка дрожит улыбка
В уголках холодных губ,
И ходить и думать — зыбко,
Только ходики снуют.
«Тик» да « так», от стрел каленых
Побегут в глазах круги.
Словно провод оголенный,
Все житейские долги.
Посиди со мной
Посиди со мной.
Человек родной.
За одним столом
Золотым крылом
От тоски укрой,
Я скажу: «Герой»
Белый, белый снег…
В двадцать первый век
Перейди со мной,
Человек родной.
Позову дорогу за собою
Позову дорогу за собою,
Побегу по ней — себе навстречу.
Окунусь в сиянье голубое,
Капли дней накинувши на плечи.
Развяжу узлы воспоминаний,
Бросив под ноги последний самый,
И, устав от суеты скитаний,
У дороги опущусь на камень.
Наберу в ладони
Были с небылью,
Утоляя жажду неизвестности,
В перезвоне
Свет возьму, что небо льет,
И рассыплю в полночь на окрестности.
Полынь
Зеленые глазенки винограда
И розовая мякоть спелых дынь…
Полынь меня изводит горьким взглядом,
Глядит в глаза и в душу мне полынь!
И я бы полюбила за наряды,
За смелую уверенность во всем —
Полынь стоит, сутулясь, у ограды,
И с нею захожу я в каждый дом.
Была бы я, наверно, веселее —
Пионы, георгины, лопухи…
Полынь горчит, но все же рядом с нею
Растут мои надежды и стихи.
Погоревали хозяйки, даже поплакали
Погоревали хозяйки, даже поплакали,
если кто может.
Все не погибли, один как-то ожил, сбежал —
Самый веселый.
Пусть Бог сохраненным поможет,
Путь обозначит, промыслит удачу, раз дал
Шанс и судьбину…
Под небом огромным
Колоколами звенит по ночам тишина.
Тихо окрест.
Нет шумяще-скулящих бездомных,
Жизнь богатящих любовью с нуля.
Перемирие
Стану я свою судьбу уговаривать,
Да задабривать, да задаривать.
Наряжу ее, красавицу гневную
В платье новое, да не в бледное.
На том платье все узоры бегущие,
На рукавчиках манжетки поющие,
Только руку подними,
волшебница, —
Замелькают встречи, дни,
зашепчутся…
Стану я своей судьбе подругою,
Не печалься, не сиди испугою,
Что настроено уже,
то настроено,
Что накроено уже,
то накроено!
Поиграю на своей
на лире я-
У меня с судьбой моей
Перемирие!
По городу, по зимнему
По городу, по зимнему
Не змейки — ветерки,
Взлетают струйки синие
К тебе с моей руки.
Летите, змейки синие,
Костры горите вновь!
По городу, по зимнему
Лети, лети, любовь!
Пел жаворонок
Пел жаворонок.
Совы долго спали.
Качалась и качалась колыбель.
И утренние сны, мелькнув, пропали.
Дом был в лесу,
в окно глядела ель.
Я в дом вошла с корзиной земляники,
Стол был накрыт, и самовар кипел.
Играли над ребенком солнца блики,
И добрый человек тихонько пел.
Был самовар актерству не обучен.
Собака в доме верила в людей.
Да и ребенок был, конечно, лучше,
Чем были мы, добрее и честней.
И наконец-то, я была причастна
К рождению единственной души,
И наконец-то, улыбнулось счастье
Тому, кто без него так долго жил!
Отпусти меня в снежную ночь
Отпусти меня в снежную ночь
Перебежчицей в светлую рать.
Станут спрашивать: «Кто ты?»
Я дочь.
Станут спрашивать: «Кто ты?»
Я мать.
Белый пламень лицо озарит.
Да завьюжит, завьюжит в упор.
Там могучее войско стоит,
Там певучий идет разговор.
За беседой проходят века,
Вмерзли копья и стрелы во тьму.
Снежный сокол парит в облаках.
Снежный пес стережет тишину.
Не поверишь — в окно посмотри,
Замело все пути, замело…
Так уныло гудят фонари.
Что не вспомнишь, какое число.
Останься
Останься на моей стороне!
Руки протяни ко мне…
Останься на моей стороне,
Вернись из странствий!
Путь наш с тобою размыт.
Но сквозь стекло ожиданий
Слышишь, как время бежит,
Слышишь, как голос дрожит —
Останься на моей стороне!
Но люди на моей стороне
Должны быть верными мне,
Останься на моей стороне.
Вернись из странствий!
Остановится время
Остановится время, и посмотрит
На меня пейзаж из поволоки,
Словно я давно уже не с теми,
Кто судьбою платит за уроки.
Небо хмуро, даль необозрима,
Ни души в ней нет, ни состраданья.
Но мое произнесешь ты имя —
И помчится время на свиданье.
И уже все в нем живет и дышит,
И причастны дальние холмы,
Легкие рябинки, птицы, крыши,
Времени причастны, как и мы.
Опять луна катилась прочь
Опять луна катилась прочь,
И колесо ее стальное
Врезалось в небо ледяное —
И это называлось ночь.
А ночь стояла у стола,
Поднявши грозное забрало,
И никуда не убывала
Тревога, нежность и вина —
И это было тишина.
Они привыкли говорить
Они привыкли говорить,
А мы к молчанию привыкли.
И домолчались, и поникли,
И тихо выть
по-волчьи стали
В волчьей стае.
Озеро
Они остановились тут,
У озера…
Засеребрились,
И непонятно как спустились,
Шагнули, вырвались. Идут…
Гиганты, в спицах, проводках,
В корабликах, улыбках, бликах,
Давно ходивший в чудаках
Был расположен к этим ликам,
Легко вобравшим мудрость сна,
Стихийность и материальность…
И озеро — сама реальность —
Светилось сказками со дна.
Она стоит на горе
Она стоит на горе,
Опять сменила платок —
Огненный на заре,
Искрами на восток.
Ночью Она молчит
В темно-синем платке,
Кончик платка летит
К западу налегке.
Днем Она у дубрав,
Вечером — у ручья.
Споры деревьев, трав,
Только Она — ничья!
Опять стоит на горе,
Опять сменила платок —
Огненный на заре —
Искрами на восток.