Ой, серые кричат гуси
Ой, серые кричат гуси
У пруда во рву.
По всему селу гуляет
Слава про вдову.
Не так слава, не так слава,
Как тот разговор,
Что заехал запорожец
Ко вдове во двор,
С ней поужинал в светлице.
Мед-вино текли.
Вместе в хате на кровати
Почивать легли.
Не минула злая слава,
Даром не прошла:
Та вдовица-белолица
Сына родила.
Выпестовала сыночка,
И в школу свела,
И, из школы его взявши,
Ковя привела.
А коня ему купивши,
Седельце сама
Чистым шелком вышивала,
Золотом ткала.
И жупаном одарила
Красным дорогим.
Посадила на коника —
Гляньте-ка враги!
Полюбуйтесь! — И повела
Коня вдоль села.
Да и привела к обозу,
В войско отдала…
А сама на постриг в Киев,
В монашки пошла.
Если бы тебе досталось
«Если бы тебе досталось
Пожить вместе с нами,
Знал бы ты тогда, приятель,
Какими словами
Называть своих несчастных
Девушек-покрыток,
А то мелет чертовщину
И думает: мы-то!
Мы-то людям всем покажем
Этих бесталанных
И учтивости научим
Барчуков поганых.
Жаль труда! Покуда баре
Власть имеют в селах,
Будет много собираться
Покрытой веселых
По шиночкам с солдатами».
«Не тревожься, братец!»
«Ладно, говорю! а все же
Побасенку нате,
Да последнюю, барчата!
Послушайте кстати!
Дивчата на лугу гребли,
А хлопцы сено в копны клали,
Да все на солнышко взирали
Да всяческую чушь несли,
Ребячась. Хлопцам, как сороки,
В ответ дивчата стрекотали
И часто к роднику спускались
В овражек глубокий.
Та, что красивей всех была,
Уже давно в овраг ушла,
Кувшин забрав, да и пропала,
А старосте — заботы мало,
Не видит будто. Не впервой
Лукавому кривить душой, —
Матерый пес, да и смышленый.
Из балки вдруг донесся крик.
На помощь хлопцы в тот же миг
И видят: в балке, разъяренный,
Насилье барский сын творит,
Дивчину бедную терзает
Сердешная вопит, кричит;
Примчались хлопцы; не спасают,
Боятся пана. Тут один,
Юнец безусый, оглянулся
И — вилами пана
Проколол его, как жабу…
Застонал поганый.
Да и умер. Пошумели,
В город весть помчалась:
Суд наехал, поглядели
И выпили малость
Судьи; в цепи заковали
Парня молодого
Да в острог замуровали,
Не молвив ни слова».
На шляху, в широком поле,
Корчма под ветлою
Стоит, в тени пристроилась,
Ну, а под корчмою
В ряд колодники расселись.
В тени приютиться
Позволили горемыкам,
Водицы напиться.
Вот сидят они, болтают,
Кто и засыпает.
Из-за горки поезжане
На шлях выезжают.
Их три тройки; и случайно
У корчмы той стали
Покормить коней усталых,
И дружки устали,
Распевая; вот и стали;
Встала молодая
И, горилки кварту взявши,
Пошла, оделяя
И колодников несчастных,
И конвой унылый.
Вдруг взглянула, обомлела:
Боже, боже милый!
Меж колодников, закован,
Тот самый, единый.
Ее мститель бесталанный
Несет с Украины
Кандалы в Сибирь глухую.
Тебя ж, молодую,
Будут холить, и не будешь
Ты слыхать, тоскуя,
Его плача вседневного…
Потчевать не стала
Она мстителя святого
И не привечала —
Лишь взглянула на родного,
Не молвив ни слова.
Постояли поезжане
И-в дорогу снова.
И колодники за ними,
Цепями бряцая,
Потянулись. И настала
Тишина немая
Вокруг корчмы. Корчма одна
С хозяйкой осталась
При дороге. А над нею
Дымом расстилалась
Пыль дорожная.
И смерклось.
И век пролетает,
Не только день! На хуторе
Музыка играет
До полуночи. Подружки
Стлать постель в светелку
Двинулись… А молодая
Вышла втихомолку
И пропала… Ночь искали,
До свету искали
И не нашли! где ж бедняга?
Где? Ушла, в печали,
За колодником убогим
В сибирские дали…
Не стану я печалиться
Не стану я печалиться,
Досаждая людям,
Уйду куда глаза глядят,
А там — будь что будет!
Выйдет счастье, так женюся,
А нет — утоплюся.
Никому я не продамся,
Внаймы не наймуся.
Пошел куда глаза глядят…
Счастье схоронилось,
Люди добрые о воле
И не говорили,
А без слова в далекую
Бросили неволю:
Чтоб и не всходило это
Зелье в нашем поле.
Не домой бредя средь ночи
Не домой бредя средь ночи
От кумы, из хаты,
Не смыкая в дреме очи,
Вспоминай меня ты,
А как изведет кручина,
Загостясь до света, —
Вспомни обо мне, послушай
Доброго совета!
Вспомни, чтобы полегчало,
Как в степи за морем
Борется твой друг веселый
С неотступным горем,
Как, с тяжелой, тайной думой
Свыкшись понемногу,
Сердце скорбное смиряет
Да молится богу,
Вспоминает Украину
И тебя, друг милый.
Хоть подчас и затоскует,
Да не с прежней силой,
А так только. Завтра — праздник…
Встречу одиноко
Этот день, мой друг единый,
В стороне далекой.
Загудит на Украине
Пред обедней ранней
Благовест… Пойдут толпою
В церковь прихожане
Помолиться… Завтра ж утром
Заревет голодный
Зверь в степи, засвищет утром
Ураган холодный,
Занесет песком и снегом
Мой курень в пустыне.
Вот как доведется праздник
Встретить на чужбине!
Ничего. На то и лихо,
Чтобы с ним бороться.
Письмецо мое прочти ты,
Чуть тебе взгрустнется,
И поверь мне, что на свете
Нету горшей доли,
Как в чужом краю немилом
Вековать в неволе.
Но и там живут. Что ж делать!
Хоть порой нет мочи,
Умереть бы, да надежда
Умирать не хочет.
Из похода не вернулся
Из похода не вернулся
Гусарик-москаль.
Что ж он так мне приглянулся?
Что ж мне его жаль?
Оттого ль, что черноусый,
Что в жупан одет он куцый,
Что Машею звал?
Нет, не это грусть наводит, —
Красота моя уходит,
Замуж не берут.
А дивчата, как сойдутся,
Всё, проклятые, смеются,
Гусаркой зовут.
Спит отец мой в могиле
«Спит отец мой в могиле,
Мать-старуха скончалась,
Без совета, без помощи
Я на свете осталась.
Где я горе спрячу,
Где найду удачу?
Пойду ли батрачить,
Дома ли поплачу?
Ой, пойду, пойду в дуброву,
Посажу я мяту,
Если примется, не брошу
Я родимой хаты.
Придет в хату мой желанный,
Хозяйничать будем.
А не примется — пойду я
Искать счастья к людям».
Принялась в дуброве мята,
Растет-зеленеет.
А девушка в чужих людях
Чахнет и дурнеет.
И снова мне не привезла
И снова мне не привезла
Ни слова почта с Украины…
Знать, за греховные дела
Караюсь я в такой пустыне
Сердитым богом. Нет, не мне
Об этом знать, за что караюсь.
Зачем и знать об этом мне?
А сердце плачет, вижу снова
Дни невеселого былого
В той невеселой стороне,
В своей Украине, — надо мною
Они когда-то пронеслись…
Тогда божились и клялись,
Братались, сестрились со мною,
Потом, как туча, разошлись,
Не окропись слезой святою.
И довелося снова мне
Людей на старости… Нет, нет!
В холеру все поумирали,
А то хотя б клочок прислали
Бумаги той…
Ой, с досады да с печали,
Чтоб не видеть, как читают
Эти письма, погуляю,
Погуляю по-над морем
Да развею свое горе,
Украину вспоминая
Да песенку напевая.
Люди злые, люди сгубят,
Она ж меня приголубит,
Посоветует, уважит
И всю правду мне расскажет.
Не хочу я обручаться
«Не хочу я обручаться,
Не хочу жениться,
Не хочу я, не желаю
С детворой возиться.
Не хочу я, мать родная,
С пахотою знаться,
В своем бархатном жупане
В поле красоваться!
А пойду я обвенчаюсь
С моим верным другом,
С славным батьком запорожским
Да с Великим Лугом.
На Хортице, в отчем доме,
Буду жить я паном —
Щеголять своим жупаном,
Напиваться пьяным».
Пошел казак неразумный
Славы добиваться.
Довелось его родимой
Сиротой остаться.
«Ой! — вздыхала в воскресенье
Мать его седая. —
Нету моего Ивана,
И где он — не знаю».
И не три-четыре года
Прошло, миновало:
Воротился запорожец
Больной и усталый,
Оборванный, в заплатах весь,
Выплаканы очи…
Вот тебе и Запорожье,
Вот тебе дом отчий!
Не с кем грусть ему развеять,
Горем поделиться.
Надо было б казаченьку
Смолоду жениться!
Прошли года веселые,
Горе подступило…
Кто же нынче обогреет
Сердце, что остыло?
Кто же мне растопит печку
На пустом ночлеге?
Даже некому водицы
Поднести калеке.
Кабы мне монисто, родная
Кабы мне монисто, родная, —
Завтра б утром в город пошла я.
Там играют старым и малым
Громкий бубен, скрипка, цимбалы.
А девушки с молодцами
Милуются… Мама! Мама!
Как несчастна я!
Ой, пойду я богу помолюся,
Ой, пойду я в батрачки наймуся,
Черевички новенькие справлю,
Музыкантов я играть заставлю.
Вы не удивляйтесь, люди,
Как плясать дивчина будет!
Долюшка моя!
Ты не дай мне одной остаться, —
Косам расплетаться-заплетаться,
Без дружка вековать черноокой
И до гроба жить одинокой.
На чужой работе, знаю,
Брови черные линяют, —
И несчастна я!
Протоптала тропочку
Протоптала тропочку
Через яр,
Через гору, миленький,
На базар;
Выносила бублики
На толчок.
Выручила, миленький,
Пятачок.
Я четыре денежки
Пропила,
Дудочнику денежку
Отдала.
Задуди-ка, дудочник,
Ты в дуду, —
Горе свое горькое
Забуду!
Вот какая дивчина
Ждет тебя!
Сватай: замуж, миленький,
Выйду я!
И широкую долину
И широкую долину,
И высокую могилу,
И тот вечер соловьиный,
И что снилось, говорилось —
Не забуду я.
Только что ж? Не повенчались,
Разошлись, как и не знались,
А в ту пору дорогие
Наши годы молодые
Смутно протекли.
Постарели мы с тобою:
Я — в неволе, ты — вдовою,
Не живем, а доживаем,
Только годы вспоминаем —
Те, что отошли.
В воскресеньице да ранехонько
В воскресеньице да ранехонько,
Еще солнышко не всходило,
А я, молодая,
На путь на дорогу
Невеселая выходила.
Выходила я за рощу в долину,
Чтоб мать не видала.
Друга молодого,
Чумака с дороги
Я встречала.
Ой, встречалась я
В степи за кустами
Да с чумацкими возами:
Идут его волы,
Волы усталые,
Идут и вздыхают,
А мой молоденький чумаченько
За волами не шагает.
Ой, копали ему в степи при дороге
Да притыками яму,
Завернули его в простую рогожу —
И опустили Ивана
В ту яму глубокую
На кургане могильном.
Ой, боже милый!
Милый, милосердный,
А я так его любила.
То пасхальное воскресенье
То пасхальное воскресенье
Помнят люди и поныне:
До рассвета в достославном
Городе Чигрине
В медный колокол звонили,
Из пушки стреляли
И почтенных запорожцев
На совет скликали.
С хоругвями, с крестами
И с пречестными образами
Народ с попами
На гору из церквей спешит,
Словно божья пчела гудит.
Архимандрит святую
Обитель покидает,
Он в золоте сияет,
Акафист читает,
Народ благословляет.
Спокойно и тихо
В рассветную пору
На крутую гору
Сходилися полковники,
И войско, как море,
Шло рядами, с бунчуками,
С Луга выступало,
И труба пророкотала,
И недвижно войско стало.
Замолкли и пушки,
И звон отдаленный —
Бьет казачество смиренно
Земные поклоны.
Молебствие архимандрит
Перед войском правит,
Святого бога просит, славит,
Чтобы ниспослал им указанье
И облегчил бы им избранье.
И гетмана единогласно
Избрали утром рано-рано:
Преславного Лободу Ивана,
Рыцаря седого,
Брата войскового.
И трубы затрубили,
И церкви зазвонили,
Пушка загремела;
Знаменами, бунчуками
Гетмана укрыли.
Гетман слезы проливает
И руки к небу вздымает.
Славный гетман отвечает,
Поклонившись трижды,
Точно звон могучий
Над кручей:
«Спасибо вам, спасибо, родные,
Запорожцы удалые,
За славу, честь и уваженье.
Что сегодня оказали, —
Только лучше б вы избрали
Не меня, уже седого, —
Вы избрали б молодого
Запорожца записного,
Преславного, удалого
Павла Кравченко-Наливайко.
Я стар человек, не смогу сражаться,
Будет со мною он совещаться,
По-сыновьи научаться,
Как за ляха взяться.
Тревожно, братья, стало ныне
На нашей славной Украине.
Нет, не мне воевать с ляхом,
Быть вам головою,
Не под силу мне, седому,
Сладить с булавою, —
Пускай правит Наливайко
К нашей доброй славе,
Чтоб от страха лях проклятый
Задрожал в Варшаве».
Как шмель, казачество гудит,
Все церкви зазвонили,
И пушка вновь гремит.
Знаменами укрыли
Преславного запорожца
Павла Кравченко-Наливайко.
В лес-дуброву я ходила
В лес-дуброву я ходила
По орехи,
Мельника я полюбила
Для потехи.
Мельник мелет, в ус не дует,
Обернется, поцелует
Для потехи.
В лес-дуброву я ходила
По опенки,
Шорника я полюбила
В той сторонке.
Шорник сбрую подшивает,
Меня сладко обнимает
Он в сторонке.
За дровами я ходила
В лес-дуброву,
Бондаря я полюбила,
Черноброва.
Бондарь ведра подбивает,
Меня к сердцу прижимает,
Черноброву.
Мама спросит дочь родную,
Молодую:
«Кто же раньше зятем будет —
Знать хочу я?»
«В воскресеньице святое
У тебя их будет трое», —
Ей скажу я.
Туман плывет долинами
Туман плывет долинами,
Любо жить нам с родимыми.
Еще лучше за горою
Быть женою молодою.
Обойду я всю округу,
Поищу себе я друга:
«Где мой добрый, где мой милый,
Где мой сокол сизокрылый?»
Пусть бы отец выслеживал,
Мол, куда вы да где же вы, —
Ночка темная укроет
Нашу свадебку с тобою.
Вышла замуж — вся изныла.
Лучше б я и не любила.
Лучше б жить, любви не зная,
Чем с тобою жизнь такая.
Отчего ты почернело
Отчего ты почернело,
Зеленое поле?
«Почернело я от крови
За вольную волю.
Вкруг местечка Берестечка
На четыре мили
Меня хлопцы-запорожцы
Трупами покрыли.
Да еще меня покрыло
Воронье с полночи…
Клюет очи казацкие,
А трупа не хочет…
Почернело, зеленое,
Я за вашу волю…
Снова я зазеленею, —
Вам иная доля;
Не вернетесь вы на волю,
Ее вспоминая, —
Вы меня пахать пойдете,
Долю проклиная…»
Ой, баю-баю, качаю сына
Ой, баю-баю, качаю сына
И день я ночь.
Пойдешь ты, сын мой, по Украине,
Нас проклянешь.
Сын мой, сыночек, лихом отца ты
Не помяни.
Я виновата, мне и расплата, —
Меня кляни.
Меня не станет, — ступай не к людям,
В рощу ступай.
Роща не спросит и не осудит,
Там я гуляй!
Увидишь в роще калину, милый,
Остановись,
Калину эту я так любила,
Ей поклонись.
А как в селенье ты к хатам выйдешь,
То не томись,
А как с ребенком ты мать увидишь,
То отвернись.
Не так недруги твои
Не так недруги твои,
Как добрые люди —
И обкрадут, жалеючи,
И, плача, осудят,
И попросят тебя в хату,
На ласку богаты,
О твоем здоровье спросят,
Чтоб потом смеяться,
Над тобой смеяться,
Добить смехом этим…
Проживешь на белом свете,
Недруга не встретя,
А доброму люду
Тебя найти всюду, —
И на том свете, добряги,
Тебя не забудут.
Ой, пошла я в овраг за водою
Ой, пошла я в овраг за водою,
Вижу, милый гуляет с другою.
А эта другая,
Разлучница злая —
Богатая соседушка —
Вдова молодая.
А я-то вчера-то
С гадюкой проклятой
В поле посконь убирала
И все рассказала,
Как он меня любит,
Как свататься будет,
И к себе такую суку
На свадьбу просила.
Иван ты мой милый,
Голубь сизокрылый!
Побей тебя сила божья
Среди раздорожья.
Из-за рощи солнце всходит
Из-за рощи солнце всходит,
За рощу садится.
Казак бродит по долине,
Тоскует, томится.
Битый час он бродит,
Второй начинает, —
Чернобровую напрасно
Казак поджидает.
Не выходит изменница…
Из темного леса
Из оврага выезжает
С дворней пан-повеса.
Травят казака борзыми,
Назад вяжут руки,
И казак тот принимает
Смертельные муки.
Пан в подполье, молодого,
Его запирает…
А девушку, обесчестив,
По миру пускает.