Архив стихотворений Тараса Шевченко

Гром, ударь над божьим домом,
Домом тем, где смерти ждем мы,
Тебя, боже, проклинаем,
Проклиная, распеваем:
Аллилуйя!
Если б не ты, мы б любили,
Замуж мы бы выходили,
Мы бы деточек растили,
Хором пели, выводили: Аллилуйя!
Обманул нас, бедных, боже,
Обокрал ты нас… Ну, что же!
И тебя мы обманули,
Обманувши, затянули:
Аллилуйя!
Хоть постриг ты нас в черницы,
А мы таки молодицы…
Мы танцуем, припеваем,
Припевая, повторяем:
Аллилуйя!

С рассвета и до вечера,
А с вечера и до света
Летит стрела каленая,
Гремит сабля о шеломы,
Трещит копье булатное
Среди незнаемого поля,
Вокруг — земля Половецкая.
Распахана копытами,
Лежит земля изрытая,
Костьми земля засеяна,
Вся кровию политая.
Тоска-печаль на этом поле
Взошла над Русскою землей.
Что там шумит, что там звенит
Пред зорями? То Игорь войско
Вспять возвращает на подмогу
Вуйтуру князю Всеволоду.
Сражались день,
Другой сражалися,
На третий, около полудня,
Поникли Игоревы стяги.
Вот так на берегу Каялы
Расстались братья: недостало
Вина кровавого! Кончала
Дружина русичей тот пир.
Сватов напоили
И полегли рядами
За землю Русскую. В печали
Во прах легла плакун-трава,
Клонились долу дерева,
Клонились долу, тосковали.

Ненасытным очам,
Тем царям-божествам
Корабли и плуги,
Все богатства земли,
И хвалы, и псалмы —
Этим мелким божкам!
Работящим умам,
Работящим рукам —
Целину поднимать,
Думать, сеять, не ждать,
Что посеяно — жать
Работящим рукам.
Кротким сердцем простым
Миролюбцам святым, —
Царь небес и земли, —
Долголетье живым,
А усопшим твоим
Рай небесный пошли.
Все на свете — не нам,
Все богам, все царям!
Корабли и плуги,
Все богатства земли,
Друг мой милый… А нам…
Нам любовь меж людьми.

Сваты въехали во двор,
И жених — за ними.
Договариваться в хату
Пошли с отцом сваты.
Я тогда у молодого
Хлопца-чернобровца
Беру коня, и ни слова!
Отвожу к колодцу.
Конь заезженный: копыта
Стерты и побиты;
А узорное седельце
Ничем не покрыто.
«Ты скажи, скажи мне, коник,
Куда вы так мчались?»
«К чернобровке мы какой-то
Всю ночку скакали».
«Станешь пить ли, коник, воду
Нашего колодца?
Чернобровке молодицей
Стать нынче придется ль?»

Глава 19

Восплачь, пророче, сыне божий,
И о князьях, и о вельможах,
И о царях земных! И рцы:
Зачем та сука, ваша матерь,
Со львами снюхалась когда-то?
А вы, щенята, родились?
И множился ваш род проклятый?
А вы, зубастые щенята,
В львов превратились. Вы людей,
Незлобных, праведных детей,
Все время жрете!.. Жадный коршун
Вот так клюет и рвет цыплят,
Как вы людей… А что же люди?…
Хоть видят люди, да молчат.
Ну и щенок тот, дикий, лютый!
И вот его подстерегли
И, заковавши крепко в путы,
В Египет люди отвели
На каторгу. А сука снова
Спустила на людей другого
Лихого сына своего.
Земное это божество
И города и села жрало…
Земля тряслась и трепетала,
Едва заслышав злобный рев…
И этот не избег оков, —
Он схвачен был, тот пес на троне.
В тюрьму посажен в Вавилоне
Глубокую, чтоб бедный люд
Не слышал яростного рыка
Самодержавного владыки,
Царя жестокого…
Пройдут,
Уж понемногу отступают,
Дни беззакония и зла.
Но правды этой львы не знают,
Растут себе, как бы лоза
В лесу дремучем, уповают
На омертвевший корень свой,
Уже червивый, и гнилой,
И худосочный. Ветер с поля
Дохнет, сметет, очистит путь,
И ваше злое своеволье
Купаться будет и тонуть
В своей крови. И плач великий,
Совсем не схожий с львиным рыком
Услышат люди. Этот плач,
Никчемный, долгий и поганый,
Народной притчей скоро станет
Самодержавный этот плач!

Посажу я возле дома
Для подруги милой
И яблоньку и грушеньку,
Чтобы не забыла!
Бог даст, вырастут. Подруга
Под густые ветки
Отдохнуть в прохладе сядет,
С нею вместе — детки.
А я стану груши с веток
Рвать для милых деток…
С подругою — любимою
Перемолвлюсь этак:
«Помнишь, друг, я перед свадьбой
Их сажал весною…
Счастлив я!» —
«И я, мой милый,
Счастлива с тобою!..»

Как ты, лилеею такою ж
Когда-то дева расцвела
На Иордане и несла
Святое слово над землею.
Когда б и ты, днестровский цветик…
Нет, нет! Помилуй бог! Распнут.
В Сибирь в оковах поведут,
И ты, мой беззащитный цветик…
Не вымолвить…
Веселый рай Пошли ей, господи, подай!
Ей счастье дай на этом свете,
Иного ей ты не давай.
Да не бери ее весною
В небесный рай, но в нашей мгле
Ты дай твоею красотою
Налюбоваться на земле!

И станом гибким, и красою
Пренепорочно-молодою
Я старый взор свой веселю.
Бывает так, что я смотрю, —
И — дивно! — как перед иконой
К тебе свою молитву шлю.
И жалко, старому, мне станет
Твоей девичьей красоты.
Что с нею делать будешь ты?
На белом свете кто же станет
Святым хранителем твоим?
Где тот, кто на тебя повеет
Отрадой в горести, в беде?
Кто охранит тебя, согреет
Огнем сердечным? Кто он?
Где? Ты сирота. Кто, кроме бога,
Тебя согреет хоть немного?
Молись же, сердце. Помолюсь
И я. Но некое прозренье
Вдруг наступает: ясно зренье,
И я молитвы не творю,
И на тебя я не смотрю.
Мне снится: матерью ты стала,
И вот передо мной предстало
Не в бархате твое дитя…
И вянешь ты. А дни летят,
Все увлекая за собою.
Надежда — скрылась и она,
Ты на земле как перст одна.
Своей обласкана судьбою
Была ты, только и всего,
Пока дитя твое росло,
Покуда силы набиралось.
Оперилось — и ты осталась
Стара и немощна. Людей,
Людей бездушных умоляешь
И Христа ради простираешь
У глухо замкнутых дверей
Худые руки.
Вот так же иногда тобою,
Тобою, сердце, молодою,
Свой старый взор я веселю.
На стан твой гибкий я смотрю,
Молитву богу посылаю,
Я небо за тебя молю.
Молись и ты, моя родная,
Пока еще твою судьбу
Святое небо не решило.

Запели мы и разошлись
Без горьких слез, без слова.
Сойдемся ли мы снова,
Чтоб снова песни полились?
Сойдемся, может… Но какими?
И где? И запоем о чем?
Не здесь и, верно, не такими!
И не такую запоем!
И здесь невесело певали,
И здесь печально время шло,
Но как-то все-таки жилось, —
Здесь мы хоть вместе тосковали,
Веселый вспоминая край,
И Днепр могучий, крутогорый,
И молодое наше горе!..
И молодой наш грешный рай!

Считаю в ссылке дни и ночи —
И счет им теряю!
О, господи, как печально
Они уплывают!
А года плывут меж ними,
И тихо с собою
Доброе они уносят
И уносят злое!..
И не спросят, все уносят
В дальнюю дорогу!
Не моли — твоя молитва
Не дойдет до бога.
Год четвертый — та же доля,
То же горе знаю,
И четвертую в неволе
Книжку начинаю
Вышивать и вышиваю
Кровью и слезами:
Разве можно на чужбине
Выразить словами
Свое горе! Невозможно.
И не оттого ли,
Что нигде нет слов на свете
В далекой неволе!
Там нету слов, там нету слез,
На чужбине этой
Нет ничего. Даже бога
Вокруг тебя нету!
Нету никакой отрады
Для сердца и взгляда.
Жить душа твоя не рада,
А жить надо, надо.
Надо? Нужно, чтобы душе
Спастися недужной,
Да она того не стоит…
Вот для чего нужно
Жить на свете, носить эти
Кандалы-оковы:
Может быть, еще увижу Украину снова…
Поделюсь еще, быть может,
Словами-слезами
С дубровами зелеными!
С темными лугами!
Хоть родни у меня вовсе
Нет на Украине,
Но там все же не те люди,
Что здесь, на чужбине!
Там я гулял бы над Днепром
По веселым селам,
Там я дал бы волю думам
Тихим, невеселым.
Дай дожить, дай посмотреть мне,
О боже мой милый,
На зеленые равнины,
Курганы-могилы!
А не дашь, так мои слезы
Родимому краю
Передай, — ты видишь, боже!
За него страдаю!
Может быть, мне на чужбине
Лежать легче будет,
Если там, на Украине,
Меня вспомнят люди!
Мои слезы передай ей,
Надеждой святою
Озари хотя бы душу.
Бедной головою
Ничего я не сделаю,
Даже сердце стынет,
Как подумаю, что, может,
Меня на чужбине
Похоронят, мои думы
Зароют со мною
И что позабыт я буду
Украиной родною.
А может, годы за годами
Пройдут, и, вышиты слезами,
Мои стихи когда-нибудь
К себе на Украину путь
Найдут… и чистою росою
Падут на сердце молодое,
Проникнув в молодую грудь,
И головою закивает
Мне кто-нибудь, и зарыдает
Со мной, и за меня молить
Он станет бога, может быть.
Пускай как будет, так и будет.
Хоть плыть опять, хоть ковылять.
Хоть муку крестную принять
Мне доведется, все же буду
Страницы тихо вышивать.

И ты, прекрасная, святая,
Подруга Феба молодая,
Меня в объятия взяла
И, с колыбелью разлучая,
Далеко в поле отнесла!
Там на могилу положила,
Туманом сизым обвила…
И на раздольи ворожила
И петь и плакать начала!..
То были чары… чаровницы!
Везде и всюду с этих пор,
Как светлый день, как луч денницы,
Горит на мне твой дружний взор!

В степи безлюдной, вдалеке
Блистала ты в моей неволе
В моем страдальческом венке,
Как пышный цвет сияет в поле!
В казарме душной… надо мной
Ты легким призраком носилась,
И мысль тревожно за тобой
На волю милую просилась!
Золотокрылой, дорогой
Ты пташкой надобной парила,
И душу мне — живой водой
Ты благотворно окропила!

Пока живу я — надо мною
Своей небесною красою
Свети же, зоренька моя!
Моя заступница святая,
Моя отрада неземная,
Не покидай меня! В ночи,
И ясным днем, и вечерами
Ты людям истину учи
Вещать нелживыми устами.

За край любимый, край родной
Мне помоги сложить молитву
И в самый час последний мой,
Как я закончу жизни битву,
Не покидай меня — пока
Последний свет в очах не сгинет,
Поплачь о мне хотя слегка,
И пусть тогда твоя ж рука
И горсть земли на гроб мой кинет!..

Перевод Н. С. Курочкина

Не самому ль мне написать
Послание себе в отраду
И дочиста в нем рассказать
Все то, что надо и не надо.
Ведь не дождешься ты его,
Того писания святого,
И нет нигде живого слова,
И правды нет ни у кого!
Уж, кажется, и срок настал.
Уж десять лет свой круг свершили,
Как свой «Кобзарь» я людям дал,
А им как будто рот зашили.
Молчат, не споря, не кляня,
Видать, — и не было меня.
Не похвалы я жду от света, —
И без нее свой путь найду, —
А только доброго совета;
Да, верно, ссыльным я сойду
В могилу, прежде чем дождусь!
Бывало, сердце так болело, —
О боже правый, как хотелось,
Чтобы мне кто-нибудь сказал
Хотя бы слово; чтоб я знал,
Кому пишу я песни с жаром,
За что Украину люблю, —
Огонь святой не трачу ль даром?
Я, верно, прежде стану старым,
Чем буду знать, за что терплю.
Чтобы напрасно не томиться,
Пишу порою просто так,
А иногда седой казак
Почудится или приснится;
Усатый, видится он мне
На черном вороне-коне!
А больше ничего не знаю,
Хотя за то и погибаю
Теперь в далекой стороне.
Иль так судьба моя сложилась?
Иль богу мать не помолилась,
Как понесла меня, — что я
В степи, как лютая змея,
Лежу, растоптан, издыхая,
Заката солнца ожидая?
Вот так живу я, и терплю,
И смерти жду, в степи страдая.
За что? Ей-богу, сам не знаю.
А все-таки его люблю —
Простор Украины широкий,
Хотя там был я одиноким
(Ведь пары там я не нашел)
И вот до гибели дошел.
Пустое, братец, не томися!
Себя в железо ты закуй
Да хорошенько помолися,
На свет же, на людей наплюй, —
Они глупей капусты. Впрочем,
Ты, братец, поступай как хочешь.
Есть ум, так сам все обмозгуй.

Бывает, иногда старик
Негаданно помолодеет,
И пусть от пенья он отвык,
Но даже петь старик затеет…
И встанет ясно перед ним
Надежда ангелом святым,
И словно молодость к нему
Вернется и крылом своим
Его овеет. Что же с ним?
Чему же рад старик? Тому,
Что дело доброе задумал
Он, видите ли, совершить.
Вдруг совершит? Как славно жить
Тому, кто и душой и думой
Умеет доброе любить!
Не раз он радоваться станет,
Не раз барвинком расцветет.
Не так ли вот в глухую яму
Святое солнышко заглянет,
И в ней, глухой, на вызов тот
Трава зеленая взойдет.

Бывало, думаю, гуляю,
Сижу за работой,
Все о милом вспоминаю
И страшусь чего-то.
Глупа была молодая
И все дожидалась —
Вот пришлет за мною сватов…
И не догадалась,
Что смеялся он над глупой.
А сердце болело,
Будто знало, что так будет,
Сказать не умело.
Если бы оно сказало,
Его не любила б,
К роднику тогда, быть может,
В рощу не ходила б.
А то утром и вечером
Ходила туда я…
Доходилась. Одинокой
Вяну, увядаю.
Стариться в отцовской хате
Жребий мой проклятый,
А своих уже не будет
Ни двора, ни хаты!
Вот и нынче за работой
Сижу иль гуляю,
Все о милом вспоминаю
И сама не знаю,
Что я думала, зачем я
В рощу ту ходила?
И за что его так долго,
Так тяжко любила?

В светлый праздник на соломе
Крашенки катали
Дети на припеке в полдень
И хвалиться стали
Обновами. Той рубашку
С вышивкою сшили
К празднику. А этой — ленту,
Той тесьму купили.
Кому шапку из мерлушки,
Сапожки с подковкой,
Кому свитку. Лишь сиротка
Сидит без обновки,
В рукава ручонки прячет
И глядит уныло.
«Мне обнову справил батько».
«Мне мама купила».
«А мне крестная рубашку
Гладью вышивала».
«У попа я обедала», —
Сиротка сказала.

И тернистый и колючий
Путь на Украину.
Видно, я ее навеки,
Навеки покинул.
Верно, мне на Украину
Не вернуться боле?
Верно, самому придется
Мне читать в неволе
Эти думы? Боже милый,
Тяжело мириться
С этой жизнью, если сердцем
Не с кем поделиться!
Не дал ты мне, человеку,
Доли человека!
Я не знал ее вовеки!
Вовеки! Вовеки!
Не дал ты с девичьим сердцем
Моему сродниться!
Промелькнули дни и ночи
Темной вереницей,
Без любви, без радости
Они промелькнули
На чужбине! Не нашел я,
С кем бы подружиться.
И теперь мне даже не с кем
Словом поделиться!
Тяжело носить, о боже,
Сердцу молодому
Одному такие думы.
Никому родному
Не сказать святого слова,
И души убогих
Не радовать и не корить
Человека злого,
И умереть!.. О господи!
Дай хотя бы глянуть
На народ порабощенный,
На мою Украину!