Доболеть, одолеть странный страх
Доболеть, одолеть странный страх,
Догореть, докурить сигарету,
Истребить себя, — так второпях
В автомат опускают монету.
Но когда и внутри и вокруг
Обостряется жизни напрасность,
У нее появляется вдруг
Полудетская мрачная страстность.
А потом начинается свет
Где-то исподволь, где-то подспудно,
Мысль прочнеет, как плоть, как предмет,
И волнуется чисто и чудно.
Есть ли жизнь в гончарной мастерской
Если грозной правде будешь верен
Если грозной правде будешь верен,
То в конце тягчайшего пути
Рай, который был тобой потерян,
Ты сумеешь снова обрести.
Так иди, терпи, благословляя
Господа разгневанную власть;
Если б мы не потеряли рая,
Не стремились бы туда попасть.
Добро и зло соседствуют исконно
Добро и зло соседствуют исконно,
Слиянные, втыкаются в тупик.
«Из дерева — дубина и икона»,
Как Бунину сказал один мужик.
Являют сходство властвующих лица,
На многих дьявола видна печать.
Нам остается лишь одно: молиться,
А светлых слов не находя, — молчать.
Еще дыханье суеты
Еще дыханье суеты
Тебя в то утро не коснулось,
Еще от сна ты не очнулась,
Когда глаза открыла ты —
С таким провидящим блистаньем,
С таким забвением тревог,
Как будто замечтался
Бог Над незнакомым мирозданьем.
Склонясь, я над тобой стою
И, тем блистанием палимый,
Вопрос, ликуя, задаю: —
Какие новости в раю?
Что пели ночью серафимы?
Есть отрада и в негромкой доле
Есть отрада и в негромкой доле.
Я запомнил, как поет в костеле
Маленький таинственный хорист.
За большими трубами органа
Никому не видно мальчугана,
Только слышно: голос чист…
Жил в Москве, в полуподвале
Заснуть и не проснуться
Заснуть и не проснуться,
Пока не прикоснутся
Ко мне твои ладони
И не постигну я,
Что в мир потусторонний
Мы вырвались из плена
Земного бытия.
Развеем, новоселы,
Наш долгий сон тяжелый
О том, что был я грешен,
И перестану я,
Твоей душой утешен,
Разгадывать надменно
Загадку бытия.
Зачем же я прячу
Еще и плотью не оделись души
Истоки нашего безумия
Истоки нашего безумия —
Суть непредвиденность утрат.
Ученые нам говорят:
При извержения Везувия
Погиб неведомый солдат;
Стоял он у помпейских врат,
И снять с поста его забыли.
Настанет день, настанет час,
Низвергнется мертвящий газ,
Громада непонятной пыли…
Ужели Бог отвергнет нас
И мир забудет, что мы были?
Как видно, иду на поправку
Как видно, иду на поправку
И мне не нужны доктора.
С самим собой очную ставку
Теперь мне устроить пора.
Пора моей мысли и плоти
Друг другу в глаза посмотреть,
К тебе устремившись в полете,
Совместно с мирами сгореть.
Позволь мне себе же открыться
И тут же забыть этот взгляд,
Позволь мне в тебе раствориться
И в плоть не вернуться назад.
Как всегда, перед завтраком вышел
Как всегда, перед завтраком вышел
Погулять, — вот и все дела,
И от встречного слово услышал,
Уколовшее, как игла.
Это слово не месть Немезиды,
Но оно овладело мной,
Мной, столь чуждому чувству обиды,
Мне оно — как зерну перегной.
Как много прошло унижающих лет
Как много прошло унижающих лет,
Когда, чтобы плакать, нужна была смелость,
Но с тенью, как прежде, сливается свет,
Ни черного нет, ни белого нет,
Одна только серость.
Ты чувствуешь близко начало конца,
Ты знаешь: враждебно душе то, что серо,
Не бойся глупца, не жди мудреца
И помни: тебе, как созданью Творца,
Нужна только вера.
Как ты много курила
Когда болезненной душой устану
Когда мне в городе родном
Когда мы заново родились
Когда мы заново родились,
Со срама прячась на кусты,
Не наготы мы устыдились,
А нашей мнимой красоты,
А нашего лжепониманья,
Что каждому сужден черед.
Но смерть есть только вид познанья,
Тот, кто родился, не умрет.
И вельзевуловы солдаты
Не побеждают никогда
Молящихся: мы виноваты,
Вкусивши счастия стыда.
Коровье дремлет стадо
Легко ли вникнуть в эту мысль живую
Легко ли вникнуть в эту мысль живую?
Ведь для того, чтобы ее понять,
Сперва я должен верить, должен знать:
Я существую.
А не то солгу,
Что я себе принадлежать могу.