Архив стихотворений Николая Львова

Мужик разбогател,
Под печью клад нашел.
Мужик, пострел,
Хоть сер, да смел,
Богатым став, свой ум не съел
И за предел
Не залетел,
Мужик ведь не орел!
Став силен, предуспел
И на земле наделать дел,
Мужик с тех пор не пил, не ел.
Он деньги перечел,
На деньги сел,
Мешок надел,
Сидел, сидел…
И сидя уж, седой, на деньгах околел!

Блаженны людие с крючками,
Что могут полы застегнуть
И в дождь негрязными стопами
Свершить на конях грязный путь,
В одежду красну облеченны,
Пером блестящим осененны;
Знак рыцарский их красит грудь.
А я в наместнической рясе
Меж красноперых птиц один
Шатаюсь, как при смертном часе,
От инфантерии павлин.
И хоть не брызгаю ногами,
Чрез лужи делая прыжки,
Кафтан мараю сапогами,
Кафтаном пачкаю чулки.
О всадники! взгляните книзу,
Помилуйте хоть раз меня:
Иль красную мне дайте ризу,
Иль посадите на коня.

Двадцать градусов морозу…
Я в горячке третий день…
В ноябре живую розу
На Сенной родил Олень,
И безрогий, неказистой,
Доказать зверек сей мог
То своей голубке чистой,
Что он муж ей, хоть без рог.
Но без рог! о друг, ты свету
Станешь странный шиш казать,
Мужнюю не зря примету,
Кто нас мужем станет звать?
Что такое есть венчаться?
Украшать венцом чело,
Чем же мужу отличаться,
Как чело у нас голо?
Как венец сей налагают
Честна камня в страстный час,
Тут под титлом намекают
То, чем Бог обидел нас:
Знаменитыми мужами
Он нас быть не осудил,
Но камолыми скотами
В угол счастья заключил,
Дал свободу веселиться,
Скромно и покойно жить,
Целый круглый век любить,
О пустом не суетиться,
Да проходит уж и век,
Где рогами в знать втесниться
Может честный человек.
И тебе, знать, не удастся
Гербом, имя, величаться,
Шлемом знатности блестить,
Как тебе не подмощаться,
Как Олениным не зваться,
Но Оленем век не быть.

1

Ходить я не могу, однако ж не лежу;
Согнутым я ногам подпорою служу.
Мя часто носят все, стою же весь свой век;
А пользую тогда, устал коль человек.
Равно как с женщиной, с мужчиной я ласкаюсь
И только лишь к одной спине их прилепляюсь.
Устанешь как когда, кричишь: меня подайте,
А как меня зовут, вы сами отгадайте.

Стул

2

Какой-то бриллиант меж камушков лежит,
Но схватит кто его, лишь только отбежит
И плюнет на него с болезнью и тоской;
Нельзя, знать, бриллиант взять голою рукой?
Часа три полежав, он весь вдруг почернеет;
И всякий уж его тогда брать в руки смеет.

Уголь

3

Несчастнейшее мы на свете сем творенье,
И, знать, сотворены другим на вспоможенье:
Трудимся мы для ног, для рук, для головы;
Но что в том пользы нам? скажите сами вы;
Готовим пищу мы, а сами не глотаем,
И сыты от трудов своих мы не бываем;
Мы тверды, но что в том? Хоть камням мы подобны,
Но мы в работе век, они лежат покойны.

Зубы

4

Как злейший крокодил, я рот свой разеваю
И, что ни бросят мне, все надвое терзаю.
Пять мальчиков меня к тому злу побуждают,
А без того мои и члены не владают.

Ножницы

5

Кузнец меня родил; ему должна рожденьем;
Первейшим же служу портному вспоможеньем.

Ножницы

6

Я вам пылиночку горою покажу;
И небо на плечах я ваших положу.
А меня доколе нет,
То один видите свет.

Микроскоп

7

Что? Десять работают,
А двое надзирают;
Ничего ж никто не знает,
Как один не управляет.

Руки, глаза, разум

8

Ничто меня на свете не прельщает;
Водою я живу, вода меня питает;
И воду я люблю. А дневное светило
Уж оченно-то мне, уж оченно не мило;
Как скоро лишь лучам его я виден стал,
С большою трусостью свой колпачишко снял.

Гриб

9

Мною астроном гуляет по пространным небесам;
Географ дорогу знает по горам, долам, лесам;
Корабельщик без меня
Стоит на море, стеня.
Коль меня скоро найдет,
То немного мной шагнет;
Тогда он якори оставит
И парусы направит;
Я живу без рук, без брюха, но имею две ноги;
Все разумны меня любят, ненавидят дураки.

Циркуль

10

Хоть бумажка я простая, но имею много глаз;
И из Крезуса я нищим превратить могу тотчас.
Я спасение от скуки,
Мне все люди говорят;
Я целую у всех руки,
Все меня хоть въявь бранят.

Карты

Ах, зима, зима лихая,
Кто тебя так рано звал, —
Головой снегирь качая,
Зауныло припевал. —

Лишь цветочки ароматны
Нам успели плод принесть.
Где девались дни приятны?
Что в плодах, как не с кем есть?

Нежны птички улетали…
С ними я, бывало, пел,
Песни клетку позлащали,
В ней с любовью я сидел!

Ах, зима, зима лихая,
Кто тебя так рано звал, —
Головой снегирь качая,
Зауныло припевал. —

В ней с подругою прелестной
Мы пеняли на простор.
Есть ли угол темный, тесной,
Где любимый светит взор!

Всё с тобой, зима лихая,
Помирюсь я как-нибудь,
Коль, любви не остужая,
Нежности даешь соснуть.

Ах, зима, зима лихая,
Кто тебя так рано звал, —
Головой снегирь качая,
Зауныло припевал.

Под тенью миртовых кустов
В прохладе тихого зефира,
Промежду розовых цветов
В траве покоилась Елмира…
Покоилась, и быстрый ток,
И шумный ветр в лесу замолк,
Листочки неподвижны стали,
Свирель утихла на лугах,
Не смели птички петь в кустах
И сон Елмиры почитали.

Приятные мечты любовь
Во сне Елмире представляла,
Волнуя ими жарку кровь,
Румянцем щеки украшала;
Улыбкой розы на устах
Пастушкиных изображала.
Лилеи прятались в кустах.

Любовной зыблема мечтою,
Прекрасна грудь пастушки сей,
Казалось, будто белизною
Старалась их стыдить своей;
Из-под косынки вырываясь
И с скучным полотном сражаясь,
Стремилась выйтить из пелен;
Но сил еще недоставало,
И полотно торжествовало.

Зефиры, сей приметя плен,
К свободе красоты приспели,
Свилися цепью, зашумели,
Спустились, вкруг Елмиры сели
И начали в косынку дуть
Так сильно, что ее сорвали,
Свертели, скомкали, помчали,
Взвились, победу засвистали
И в первый раз открыли грудь.
Увидя, солнце удивилось
Собранию таких красот,
Покрыв стыдом небесный свод,
Свой пламень утушить стремилось
От зависти в прохладе вод,
И темно становиться стало.

Меналк в прохладный этот час
Вблизи Елмиры стадо пас,
И стадо в роще отдыхало;
А он задумчиво стоял,
Спокойству вечера внимая,
На стадо и на дол взирая,
Молчанье вздохом он прервал
И, смутный взор омыв слезою:
«О! как вы счастливы! — вещал, —
Мои овечки, предо мною!
Вы неповинны… я влюблен,
Я вас пасу и вас покою,
А сам спокойствия лишен».
Сказал, и в роще раздалася
Уныло жалоба сия.

Собачка, трепетно лестяся
Вокруг хозяина ея,
Как будто грусть с ним разделяла
И, как могла, так утешала,
Когда он горестно стенал:
Глядела на него, визжала,
Ложилась перед ним, играла,
Каталась, лаяла, ласкала.
Меналк сей ласке не внимал,
Он грубо прочь собачку гнал
И только страстью занимался.

Елмирой сей пастух горел,
Он много раз ей покушался
Открыть любовь, но все не смел.
Елмира так же ощущала:
Но что? того сама не знала.
Когда она ложилась спать,
Тогда в ней сердце трепетало,
Покойно не могла лежать,
Чего-то ей недоставало…
Чего-то сердце то искало…
Льзя ль, кажется, не знав, желать?
Но сердце нимфы сей желало…
Потом, как сон ее объял,
Любовь во сне ей толковала
Ту тайну, чем душа страдала.
Меналк ее растолковал;
И вот как это с ним случилось.

Уж солнце за лес закатилось,
И свет скрозь ветвей чуть блистал,
Меналк, объятый темнотою,
Одумался… и для покою
Овец своих домой погнал;
Собачка путь им пролагала
И тихо перед стадом шла,
Вдруг взлаяла и побежала
Туда, Елмира где спала:
Она следы пастушки знала.
Собака, верности символ,
Она вослед любви бежала,
Меналк за ней поспешно шел.

К кустам, где белое блистало,
Меналк, пришед, оцепенел;
Меналк увидел, что лежало!
Увидел он, что развевало
И с ветром всячески играло
То освященно покрывало,
Которо он вскрывать не смел.
Вся кровь его… Но я напрасно
Стремлюсь восторг сей описать,
Умел я в жизни ощущать
В молчании движенье страстно;
Но не умел никак сказать.
Тому вообразится живо,
Меналк что, видя, ощутил.
Несчастно, а потом счастливо
Кто горду красоту любил.

Пастух сей робкими стопами
Поближе к нимфе подошел
И между теми же кустами
Тихонько подле сонной сел.
Но чем пастух сей занимался?
Он ветви удалять старался,
Чтоб не прервали сладкий сон,
Которым дух его прельщался,
Которым восхищался он.
Ничто от взора не скрывалось!..
Но вдруг Меналку показалось,
На грудь как нимфы он взирал,
Что розы там пучок лежал,
«Уколется она», — сказал
И снять цветочек покусился,
Тронул, цветочек не свалился.
Меналк пастушкин сон прервал,
Прелестный взор ее открылся,
Меналк, а не цветок упал.

Упал к ногам пастушки страстной
Влюбленный молодой пастух.
Он описал ей жар несчастной…
Он вспомнил множество заслуг,
Которы нимфа презирала.
Елмира пастуха внимала,
Глядела вкруг себя… молчала…
И голос пастуха затих.
Елмира, слышалось, вздыхала,
И мраком ночь покрыла их.

Случилося у Льва в чины произвожденье.
За службу должно награждать;
Но я хочу сказать,
Что злоупотребленье
И в скотской службе есть.
«Ну как без огорченья
Возможно службу несть,
Когда достоинство всегда без награжденья? —
Мартышка говорит,
На Льва рассержена.
Обижена была она
И обойденною считалась. —
Перед лицем служа, Мартышкой я осталась!
Медведь стал господин,
И Волка наградили;
Лисицу через чин
Судьею посадили
В курятнике рядить —
Случится же судью так кстати посадить!
А где они служили?
Край света, на войне; и то
Не ведает еще никто,
Что били ли они или самих их били.
А я
Хотя не воин,
Хотя и не судья,
Известна служба Льву моя;
Известно, кто чего достоин». —
«Да где ж служила ты?» — Барсук ее спросил.
«Перед самим царем два года с половиной
Шутила всякий день, а он меня сравнил
Теперь с другой скотиной,
Котора ничего не делала нигде!» —
«Шутила ты везде,
И чином наградить тебя бы было должно;
Твой также труд не мал! —
Барсук ей отвечал. —
Но произвесть тебя по службе невозможно:
Ты знаешь ведь, мой свет,
Что обер-шутов в службе нет».

Глагол таинственный небес!
Тебя лишь сердце разумеет;
Событию твоих чудес
Едва рассудок верить смеет.
Музыка властная! пролей
Твой бальзам сладкий и священный
На дни мои уединенны,
На пламенных моих друзей.

Как огнь, влечет, как гром, разит
Закон твоей всесильной власти;
Он чувства нежные родит,
Жестоки умягчает страсти.
Гармония! не глас ли твой
К добру счастливых убеждает,
Несчастных душу облегчает
Отрадной, теплою слезой?

Когда б подобить смертный мог
Невидимый и несравненный,
Спокойный сладостный восторг,
Чем души в горних упоенны —
Он строй согласный звучных тел
И нежных гласов восклицанье
На душу, на сердца влиянье
Небесным чувством бы почел.

Не ты ль с небес к нам в век златой,
Богиня нежных душ, спустилась?
Принесшая волшебства строй,
Жизнь смертных услаждать склонилась?
Ударил в воздух голос твой
Размером хитрым, неизвестным,
И тем же трепетом небесным
Сердца отозвались на строй.

Как роза в вешни времена
Хранит красы свои бесценны,
Так часто счастья семена,
В сердцах любовью насажденны,
Скрывает живость юных лет.
Как солнцем роза расцветает,
Твой глас так сердце растворяет,
И огнь любви слезой блеснет.

Да будет мне неведом ввек,
Жестокий, строгий, злополучной,
Несчастный, хладный человек,
Противник власти стройной, звучной,
Утехи не познает он!
Не встретит друга с восхищеньем,
Сердечным не почтит биеньем
Ни счастья плеск, ни скорби стон.

О сладкогласно божество!
На крыльях радости взвивайся,
Греми победы торжество,
В разящих звуках раздавайся,
Сердца и души восхищай!
Но к нам свирелью ниспустися,
Умильной, нежною явися
И к счастью смертных увещай.

К нам новый век
Притек.
Не явно ль русский бог изрек:
«Я к счастью путь вам не пресек,
На ново поприще подвижника извлек;
Да силой духа обновится,
Надеждой, верой укрепится,
Любовью правды воспалится
И счастлив будет человек».
В безмерном эхе повторится
Геройский, благодарный лик,
Да каждый в правде убедится,
Что русский бог велик! велик!

В отечестве моем златые
Восставь, зиждитель, времена
И распростри на нас святые
Твоей победы знамена.

Да мир со правдой утвердится,
Да помрачится буйных ков,
И, яко феникс, обновится
Блаженство, мужество сынов.

Обильем нивы оросятся,
Прострется новый к славе путь,
И мир с любовью водворятся
В геройскую россиян грудь.

Бог русский и творец вселенной!
И меч и щит твой искони
Услышал глас твой вдохновенный,
Он век послал благословенный
Восстановить златые дни.

Час не всегда один,
И часу доброму не всякий господин.
Две птички вместе пели,
И обе захотели
Цветочек поклевать;
Вмиг обе согласились
Лететь и рвать,
Да вдруг остановились:
И завтра мы сорвем,
До завтра не умрем,
«Прощай, прости», — расстались;
Назавтре не видались.
А ветер между тем
Ну с розой забавляться,
Коверкать и ломать,
И стебли гнуть, и листья рвать.
Назавтре птички прилетели,
К кусточку сторожко подсели;
Да розы не нашли и случай потеряли,
Взглянулися… смолчали
И взглядом друг другу сказали,
Что час не всё один
И часу доброму не всякий господин,
А только тот, кто не зевает,
Час добрый за хохол хватает
И в праздный день и между дел,
Чтоб он без пошлины куда не улетел.

Отколе, исполин спокойный,
Отколь, блестящий новый век,
Отколь, сын вечности достойный,
В короне звездной к нам притек
И воцарился между нами?
По снежным, блещущим коврам
Российским радостным сынам
Послал пути ко всем страна?м,
Усыпал пухом и звездами.

Успех венчал столетний бег,
Пролег знакомый путь блестящий,
И холод, всё досель мертвящий,
На труд подвижника возжег.
Огнем ланиты воспалились,
Сверкнула искра на очах,
Стопы на подвиг окрилились,
Засела сила в раменах.

Сплеснули витязи руками,
Глухой раздался некий гром,
Друг другу молвили глазами:
«Путь к славе нам пролег звездами!
Прости и мать, жена и дом!»
Напрасно мать, жена и дети
Терзают их слезами грудь.
Где зрят опаснее им сети,
Там к славе краткий видят путь.
Трещат стези под их стопами,
Объемлет холод их крылами,
Борей взвивает снег столпами;
Но русская кипяща кровь
Огнем их жилы напояет,
Герой летит… Остановляет
Его единая любовь.

Природы все чины страдают
Под бременем льдяных оков;
Одни сердца не замерзают
Российских огненных сынов.
Герой в борьбе с любовью, с славой,
Опасность видит он… но стыд
Любовны узы разрешает,
И узник сетует, вздыхает,
Взирает в поприще и всё позабывает;
Любовью воспален, ко славе он летит:
«В пристанище, — он мнит, — спокоен,
Когда б я дожил до конца,
Любовь! То был бы недостоин
Из роз сплетенного венца!»

Былинки вкруг деревьев вьются,
И розы с лаврами плетутся
Для пользы общей — общих сил.
Коль роза прелестию цвета
Здесь долу украшает свет,
Под сенью лавра в знойно лето
Надежнее она цветет.
Объемлет мягкими ветвями
И облекает красотами
Своей надежды твердой дом;
Уж покровенную листами
Не устрашит красу стрелами
Ни молния, ни град, ни гром.

Ты лавр сей непоколебимый,
Надежен, тверд, неустрашимый,
Избранно племя! храбрый росс!
Стремися в путь благословенный,
В путь, славой предков освященный,
Превыше всех племен вселенной
Твой бог главу твою вознес.
Твой жребий — жребий вожделенный!
Отважный подвиг — подвиг твой!
И труд твой славен и покой.
Дух мужества — твои все правы,
Стези твои — путь чести, славы:
Везде велик! везде герой!
И в нужде, в роскоши, в покое,
В игра?х твоих и в ратном строе
Единым сердцем говоря:
«Везде с венцем побед явлюся!
Везде, коль праведно, сражуся
За землю, церковь, за царя».

Исследуй кто россиян свойство,
Труды их, игры, торжества,
Увидит всяк: везде геройство
Под русским титлом удальства.