Собрание редких и малоизвестных стихотворений Накахары Тюи. Здесь мы сохраняем тексты, которые ищут реже, но они дополняют картину его поэтического наследия и подходят для детального изучения творчества. Больше известных текстов — на главной странице поэта.
* * *
Полдень
Вид на Мариноути Билдинг
Ровно в двенадцать сирена, сирена, сирена!
Выходят они толпами, выходят, чтобы покушать,
Это обеденный перерыв для служащих.
В черном доме поет им сирена.
В черном-черном доме выходы маленькие,
Там работают заколдованные овечки,
Шелестят бумагой, размахивают руками,
В черном доме живут маленькие человечки.
А над улицами пыль поднимается рано,
Там широкое небо в жидких облаках…
Глаза у них такие странные,
А я все «сакура, ах!»
О, полуденная сирена, сирена, сирена!
Возвращаются люди, продолжается смена.
В черном-черном доме выходы маленькие.
В бесконечном ветре умолкает сирена.
О колыбельная песня
Мать весь вечер тихонько поет колыбельную песню.
Мать весь вечер тихонько поет колыбельную песню.
Что же у нее за голос?
Кто сейчас в целом мире слышит негромкий голос
темного моря, усеянного кораблями,
и этот материнский голос?
Кто-то все же, наверное, слышит напев колыбельной,
только голос звучит так слабо, неясно…
Не бушуют волны, ветер не слишком ярится,
но во тьме теряется, глохнет одинокий голос.
Мать весь вечер тихонько поет колыбельную песню.
Мать весь вечер тихонько поет колыбельную песню.
Но в печальном мире людей кто ее услышит?
Кто ее услышит?
Перевод: Александр Аркадьевич Долин
Ночь храмового праздника
Икэгами, [1] Хоммондзи,[2] двенадцатое октября.
Вторят звону последних трамваев стекла витрин.
И на будущий год я приду, я снова приду
Барабаны слушать, до рассвета бродить без сна.
Год спустя в эту ночь будут так же гореть огни,
Будет пар от дыханья белеть серебром седин.
То вблизи, то вдали барабаны будут звучать,
В вышине из-за туч высвечивать будет луна.
Сам не свой в эту пору двенадцатого октября
Я близ храма Хоммондзи угрюмо брожу один.
Вспоминаю лишенья и беды минувших лет.
Дует северный ветер, луна почти не видна.
Год за годом проходят чредой поражений, невзгод,
И мучительно жить в этом мире мерзких личин.
Прежде чем на рассвете вернусь в свой холодный дом,
Чашу воспоминаний суждено мне испить до дна.
Икэгами, Хоммондзи, двенадцатое октября.
Вторят звону токийских трамваев стекла витрин.
И на будущий год я приду, я снова приду
Барабаны слушать, до рассвета бродить без сна.
__________________
[1] — Икэгами — район Токио.
[2] — Хоммондзи — крупный буддийский храм в районе Икэгами.
Перевод: Александр Аркадьевич Долин
Ущелье Нагато
Там, в ущелье Нагато, текла вода.
Был холодный, промозглый день.
Я сидел на веранде, с обрыва глядел,
Понемногу тянул сакэ.
Посетителей не было никого,
Я в корчме остался один.
А вода внизу все текла и текла,
Все журчал ручей вдалеке.
На веранду под вечер солнце пришло —
Пламенеющий мандарин.
Так давным-давно я сидел в корчме.
Был холодный, промозглый день…
Перевод: Александр Аркадьевич Долин
Пустыня
Посреди пустыни
виден огонь!
Посреди пустыни
виден огонь!
Что же это такое?
Быть не может!
Что же это такое?
Быть не может!
Над стеной песка всколыхнулось
солнечное пламя.
Над стеной песка всколыхнулось
солнечное пламя.
В небе пустыни
виден огонь!
В небе пустыни
виден огонь!
Что же это такое?
Быть не может!
Что же это такое?
Быть не может!
О изнуренные верблюды!
О безмолвные усталые голландцы!
Что же это такое?
Быть не может!
Что же это такое?
Быть не может!
Изнуренные верблюды
уставились в собственные тени.
Безмолвные голландцы
жадно вперились в небо:
Там, за барханами,
вспыхнул огонь небесный!
Там, за барханами,
вспыхнул огонь небесный!
Перевод: Александр Аркадьевич Долин
Колокол
Прощай, прощай!
Спасибо за всё,
спасибо тебе за всё…
Прощай, прощай!
В этот ясный день
горько думать, что ты ушла навсегда,
в этот ясный солнечный день…
Прощай, прощай!
Я проснулся днем
и увидел, что дом совсем опустел.
Пробужденья того не забыть…
Прощай, прощай!
Завтра в этот час
будешь ты далеко, в родном краю.
Сколько лет на чужбине прошло…
Прощай, прощай!
Солнце взор слепит.
Ты идешь под зонтом, идешь под зонтом,
ты уходишь в светлую даль…
Прощай, прощай!
Навеки прощай!
Перевод: Александр Аркадьевич Долин
Хмельной ночлег
Утро. Светит опостылевшее солнце.
Дует ветер.
Тысячи ангелов в баскетбол играют.
Я глаза протираю. Тоскливое похмелье.
Ненужная жаровня покрыта белесым пеплом.
Утро. Светит опостылевшее солнце.
Дует ветер.
Тысячи ангелов в баскетбол играют…
Перевод: Александр Аркадьевич Долин
Годы детства
Солнце озаряло иссиня-черные камни.
Сад наш дремал в киноварном закатном сиянье.
Там, вдалеке, на равнине испаренья клубились,
Словно знаменье близкого конца света.
Ветер пшеницу низко клонил в поле.
Пепельным цветом отливали колосья.
По полю брели древние исполины —
От облаков плывущих ложились тени.
И в летний день, в пору после полудня,
Пренебрегая сном, уходил я в поле,
Бегал, резвился в лугах привольных, зеленых.
Я в надежду свою впивался губами, зубами,
Мир озирая доверчивым, жадным взором.
Жил я! О да, воистину жил я!
Перевод: Александр Аркадьевич Долин
Летняя ночь в городе
Угол улицы, здесь дома напоминают орган
И луна как медаль, приклееная к пустоте.
Проплывает мимо компания пьяных,
Темнотой перепутанных тел.
Усталые, юные, разодетые на праздник,
Они смеются, поют, раздают друг другу толчки,
Беспомощные и готовые напроказить —
Накрахмаленные воротнички.
Губы раскрыв, я мешаюсь с толпой,
Пусто в её сердце — ни печали, ни зла?
Голова моя — ком земли (здесь что-то не то?),
Вот сейчас подпою: ла-ла-ла.
Намокающий порох одинокого «я»,
Дела наших предала и торговые дела
Растворяются в мокрых огнях фонаря.
В эту ночь я спою: ла-ла-ла.
Пляж в свете луны
Одинокая пуговка лунной ночью
Лежит на пляже, на кромке прибоя.
Вовсе я не думал, ее поднимая,
Что она мне может как-то пригодиться.
Почему не мог оставить ее, сам не знаю —
Но поднял и в рукав положил зачем-то…
Одинокая пуговка лунной ночью
Лежит на пляже, на кромке прибоя.
Вовсе я не думал, ее поднимая,
Что она мне может как-то пригодиться.
Но я не мог запустить ею в месяц,
Но я не мог запустить ею в волны.
Поднял — и в рукав положил зачем-то.
Одинокая пуговка на лунном пляже.
Влажная, когда касаешься пальцем.
Влажная, когда касаешься сердцем.
Пуговка, подобранная на лунном пляже, —
Почему ее бросили? Почему забыли?
Станция Кувана
Было темно на станции Кувана.
«Коро-коро», — курлыкали лягушки.
Начальник станции, такой одинокий,
С фонарем в руке дежурил на платформе.
Ночью на усыпанной гравием платформе
Начальник станции, такой одинокий…
Было темно на станции Кувана.
«Коро-коро», — плакали лягушки.
А мне вдруг вспомнилось: не эта ли Кувана
Славится печеными хамагури?
Начальник станции, такой одинокий,
«Верно!» — ответил мне и ухмыльнулся.
Было темно на станции Кувана.
«Коро-коро», — курлыкали лягушки.
Только прояснилось небо после ливня.
Было так безветренно, темно и тихо…