Три сновидения
О тихих днях
Глубинная песня
Сбежал я от ночных тенёт,
моя душа в бессмертности живет,
пространства, времени ей внятен ход,
и в вечности душа поет!
Не день и свет, не ночь и гнет —
в душе лишь вечное поет,
с тех пор как вечность в ней поет,
неощутим ни свет, ни гнет.
Шабаш
Мелюзина (Ночь плачет за моим окном)
Ночь плачет за моим окном,
и плачет ветер, загрустя,
как позабытое дитя, —
о, кто же, кто забыл о нем?
В косматой буре огневой
взмывает к облакам она —
о змеедева, ты одна,
в немой моей мольбе ночной!
Бедняжка Мелюзина.
Баллада (Как сад ночной пьянил тогда)
Как сад ночной пьянил тогда…
Мы стояли, охвачены страхом немым.
То, что в нас пробудилось, о да! —
мы скрывали молчаньем своим.
Не светила в ночи звезда,
и никто не молился за нас.
Только демон во тьме смеялся тогда.
В трижды проклятый час!
Баллада (Плач сердца)
Плач сердца: — Ты расстался с ней!
Её призыв твой не найдёт.
Она как тень среди теней!
И ночь рыдает у ворот.
А в зале тусклый блеск свечей.
Кто умер? О, как тяжек свод!
И шёпот: — Ты забыл о ней?
И ночь рыдает у ворот.
И вздох: — Да зрит он свет свечей!
И мрак со всех сторон плывёт.
Вздох: — Ты не молишься о ней?
И ночь рыдает у ворот.
Баллада (Три знака глупец на песке начертал)
Три знака глупец на песке начертал.
Бледную деву трепет объял.
Пой, море, громче пой.
Дева держала в руке бокал,
и пенился он через край и сверкал,
как кровь, золотой.
Молчали они, закат угасал,
он выпил напиток до дна — и бокал
смыло волной.
Свет золотой сиять перестал,
ветер три знака с песка слизал.
Пой, море, громче пой.
Ночная песня (В грозовую ночь взывает)
В грозовую ночь взывает
песня, кровью истекая,
но, увы, не отвечает
ей ничья душа живая
из полночной тьмы.
В грозовую ночь взывает
песня, кровью истекая,
и в моей душе сникает,
безответный путь свершая
из полночной тьмы.
Ты, песня кроткая, со мной
Ты, песня кроткая, со мной:
святая кровь и тихий свет,
уйми во мне безумный бред!
И вечный плач молящий мой!
Но сердце мучится виной,
и жжёт его безумный бред,
оно не верит в тихий свет
в своей бесслёзности немой.
У окна
Над крышами небес голубизна,
облака крадутся стороной,
в росе весенней кустик у окна;
хмелея, птица юркает в эфир;
заблудший аромат цветов,
и знает, знает сердце: это — мир!
Растёт тишина и полдень печёт!
О, Боже, как мир велик!
Грежу и грежу, а жизнь течёт,
течет жизнь, но где-то вовне,
за морем одиночества моего!
И сердце знает: нерадостно мне.
На смерть старой женщины
Прислушиваюсь, ужасом объят,
вхожу, не веря знакам и дверям:
её глаза не на меня глядят,
как будто я стою не здесь, а там.
Сидит, согнувшись и отрешена
от всех вещей, концы платка скрестя,
дрожит, заслышав шорох у окна,
и шепчет, как пугливое дитя.
Седую прядь ласкает, бормоча:
Уже пора мне? — грустно, как никто.
Пугается: алтарная свеча
потухла! — Ты — куда? Случилось — что?
Цыгане
Пылает в их ночных глазах тоска
по родине, вовек недостижимой.
О, как бродячая судьба тяжка,
и сколько грусти в ней невыразимой.
Их обгоняя, облака летят,
сопровождают птицы спозаранок,
пока их след не выкрадет закат;
и к звёздным одиночествам стоянок
доносит ветер колокольный звон
и песни их тоской переполняет,
где адские проклятья, плач и стон —
и ни звезды надежды не сияет.
Театр природы
Разбитость
Истление сновидческого рая,
и сердце овевается тоской,
от сладостей дурманных отвращая
и муча болью самой распростой.
И сердце постепенно затихает,
как музыка, и мается в хандре,
и венчик звёздной веры увядает,
ах, на разбожествлённом алтаре.
И остаётся в чуткости всегдашней
великий стыд, когда твой сон зачах;
как в отсвете кривом — твой день вчерашний;
и сокрушает повседневный страх.
Последний отзвук
Последний бледный отблеск дня пропал,
притихла боль от прежних мук моих,
иссяк весёлости святой бокал,
и плачет сердце в сумерках ночных,
ловя лишь эхо молодых услад,
что падает, сливаясь с темнотой,
легко, как тень, как тихий листопад
на холм могильный в осени ночной.
Равновесие
Crucifixus
Он — Бог ниц павших бедняков, и он
зеркальная судьба их мук земных,
о, да, он — Бог, оплёван и казнён,
и нёс он до конца крест мук своих.
Они пред пыткой плоти пали ниц,
своим терпеньем с ним породнены,
и смерть, и ночь страдальческих зениц
тоску в их сердце закалить должны, —
и, всем мученьям положив конец,
они к нему в рай бедных попадут.
Восславят смерть его, его венец
и бледный ангел, и заблудший люд.
Встреча
Мы встретились с ним в чужом краю,
вопрос в глазах усталых пряча:
— Как мог ты жизнь сгубить свою?
Молчи! Молчи! Не надо плача!
Пахнуло холодом ночным,
и в дали облака тянулись.
И разошлись в ночи мы с ним
в молчанье — и не оглянулись.
Перед восходом солнца
В потёмках слышно птичье щебетанье,
шумят деревья, и поёт ручей,
и розовеет в облаках мерцанье,
как жажда ранней страсти. Ночь светлей
И прикасается рассвет, ревнуя,
к горячечной и смятой простыне,
слабея, увядают поцелуи —
с улыбкой забываясь в полусне.