Архив стихотворений Ермила Кострова

Стихи к ***

Дух и сердце полоня,
Иссушила,
Сокрушила
Ты, прекрасная, меня.
Я сказать тебе не смею,
Что давно тобою тлею;
От твоих прелестных глаз
И от пламенных зараз
Ум мой страждет,
Сердце жаждет
Утолить огонь в крови;
Вздохом вздох я твой встречаю
И очами изъясняю
Пламень страстный любви;
Хитростью своей руки
Вяжешь хитро кошельки;
Но когда б вязала сетки,
То бы стрелы бросил метки
Сам прелестный Купидон;
И тогда уж не стрелами,
А твоей руки сетями
Уловлял бы смертных он.

О славе Творческой нам небеса вещают
И дело рук Его эфирна твердь явит;
День дни и ночи ночь свой голос пресылают,
Премена стройна их Отца веков гласит;
И нет словес и нет языка,
Где б гласы их, что есть Владыка,
Не возвышалися во слышание всем;
В пределы света отдаленны
Звучат их струны напряженны,
Несется их глагол по всем земли концем.

Он солнцу сень воздвиг во областях эфира;
Оно, как млад жених, весельем полня грудь,
Оставя свой чертог, грядет пред взоры мира,
Ликует, как готов подвижник славы в путь.
Востока край его изводит,
И Запад с кротостью исходит
Ему во сретенье грядущу с высоты.
Ему, торжественно текущу,
Везде веселый блеск лиющу,
Что может от его сокрыться теплоты?

В законе Господа пороку быть не можно;
Он новую душе собою жизнь дарит.
Вещание Творца и верно и неложно;
Оно и отроков премудрыми творит.
Веления Господни — сладость;
Они — желанна мыслям радость,
И заповедь Его — очам душевным свет.
Господень страх пребудет вечно;
Он чист, зерцало он сердечно;
Неправоты и лжи в судьбах Господних нет.
И злата, и всего, что в свете драгоценно,
Оне любезнее изяществом доброт
И вожделеннее их сладость несравненно,
Чем сладость, кою нам лиет и мед и сот.
И я, Твой раб, в них поучаюсь,
Благой надеждою питаюсь,
Что в исполненьи их мне мзда Твоих даров.
Но кто избегнет преткновений?
Кто чист от всех грехопадений?
Мне, Боже! не вмени неведенья грехов;

И равно волею содеянны моею
Мне беззакония прости, и пощади;
Да раб не буду им, но да собой владею,
Ты помощью меня, о Боже! утверди:
Тогда, невинен и свободен,
Во всем Тебе благоугоден,
Обрящу истинно достоинство души.
Спаситель мой, Творец, Владыка!
Вещанья уст моих, языка
И сердца помыслы Ты благостью внуши!

Прости, любезный мой пастух,
Кем грудь моя всегда пылала,
Прости, оставлю здешний луг,
Где каждый день с тобой бывала,
Где восхищался страстью дух
И нежность с нежностью играла.

Уединясь на брег другой,
Я стану повторять всечасно,
Что я одним горю тобой;
Но стану повторять несчастно:
К тебе плачевный голос мой
Не дойдет… полетит напрасно.

Но ты не плачь, не плачь, мой свет,
Не долго буду в томной скуке,
Ты знаешь: смерть конец всех бед,
Конец страдания и муке —
И мне, мне жить надежды нет,
Коль буду я с тобой в разлуке.

Лизетины черты, в уме напечатленны,
Коснулися равно и сердца моего,
Ей чувствия мои и мысли покоренны,
Не можно полюбить мне пламенней сего.
Сколь ни живи кто осторожно,
Но сердца соблюсти не можно
От прелестей её очей:
Их блеск есть чистый блеск пронзающих лучей;
Вливает он во груди пламень
И может умягчить и самый твердый камень.
Лилеи цвет и цвет весенних свежих роз
На мягких, нежненьких щеках её возрос;
Из уст её, из уст прекрасных
Чистосердечие и ласковость летит.
Коль много стрел опасных
Единый взгляд её стремит!
Но если запоет Лизета,
Её сладчайший глас
Приятности все света
Представит вдруг для нас.
Невинны игры, смехи, ласки
Родились вместе с ней;
Но как представлю я Лизету среди пляски?
Нельзя изобразить то кистию ничьей.
Дщерь непорочныя природы!
В твои цветущи годы

Столь ты прелестна и нежна;
Так можешь ли, скажи, сердиться,
Что я тобою мог плениться?
Я знаю, будешь ты в ответе сем скромна.

Александру Васильевичу Суворову-Рымникскому

Под кроткой сению и мирта и олив,
Венчанный лаврами герой, ты, опочив,
Летаешь мыслями на бранноносном поле,
Дав полну быстроту воображенья воле.
Почил! но самое спокойствие твое
Ужаснее врагам, чем прочих копие.
Известно им, что ты средь мирныя отрады
О средствах думаешь, как рушить тверды грады.
Я, зря тебя, тебе в приличной тишине,
В покое бодрственном, герою в сродном сне,
Осмелюсь возбудить усердной гласом лиры.
По шумных вихрях нам приятнее зефиры.
Дерзну: ты был всегда любитель нежных муз,
С Минервой, с Марсом ты стяжал себе союз.
Позволь, да Оссиан, певец, герой, владыка,
Явяся во чертах российского языка,
Со именем твоим неробко в свет грядет
И вящую чрез то хвалу приобретет.
Живописуемы в нем грозны виды браней,
Мечи, сверкающи лучом из бурных дланей,
Представят в мысль твою, как ты врагов сражал,
Перуном ярости оплоты низвергал.
Враг лести, пышности и роскоши ленивой,
Заслугам судия неложный и правдивый,
Геройски подвиги за отчество любя,
Прочти его, и в нем увидишь ты себя.

Певец! которому с улыбкой нежной Муза
Недавно принесла с парнасских гор венок,
Желаю твоего я дружества, союза.
Москва жилище мне, ты Невский пьешь поток,
Но самые пути далеки
И горы, холмы, лес и реки
Усердья моего к тебе не воспятят;
Оно в Петрополь пренесется
И в грудь твою и в слух влиется:
Нетрудно музам всё, что музы восхотят.

Скажи, пожалуй, как без лиры, без скрипицы,
И не седлав притом парнасска бегунца,
Воспел ты сладостно деяния Фелицы
И животворные лучи ее венца?
Ты, видно, Пинда на вершине
И в злачной чистых муз долине
Дорожки все насквозь и улицы прошел;
И чтоб царевну столь прославить,
Утешить, веселить, забавить,
Путь непротоптанный и новый ты обрел.

Обрел, и в бег по нем пускаешься удачно,
Ни пень, ни камень ног твоих не повредил,
Тебе являлось всё, как будто поле злачно,
Нигде кафтаном ты за терн не зацепил.
Царевне похвалы вещая,
Пашей затеи исчисляя,
Ты на гудке гудил и равно важно пел;
Презрев завистных совесть злую,
Пустился ты на удалую;
Парнас, отвагу зря, венец тебе соплел.

Кораллами власы украшенны имея,
Власы по раменам пущенны со главы,
Бело-румяну грудь с ланитами лелея,
Прелестных лики нимф возникли из Невы;
Поверх зыбей колеблясь нежно,
Тебе внимали все прилежно,
Хваля твоих стихов прекрасну новизну;
И, в знак своей усердной дани,
С восторгом восплескавши в длани,
Пускаются опять в кристальну глубину.

Чрез почту легкую и до Москвы достигла
Фелицы похвала к восторгу всех сердец;
Всех чтущих честь тебе воздать она подвигла,
Все знающие вкус сплели тебе венец.
Читали все ее стократно,
Но слушают охотно, внятно,
Коль кто еще при них начнет ее читать:
Не могут усладить столь духа,
Насытить так же пленна слуха,
Чтоб вновь забавным в ней игрушкам не внимать.

Так сад, кусточками и тенью древ прелестен,
Стоящий на горе над током чистых вод,
Хотя и будет нам совсем уже известен,
Хотя известен в нем по вкусу каждый плод,
Хотя дорожки все знакомы,
Но, тайным чувствием влекомы,
Еще охотно мы гулять в него спешим:
Повсюду взоры обращаем,
Увидеть новости желаем,
Хоть взором много раз всё видели своим.

Наш слух почти оглох от громких лирных тонов,
И полно, кажется, за облаки летать,
Чтоб, равновесия не соблюдя законов,
Летя с высот, и рук и ног не изломать:
Хоть сколь ни будем мы стараться
В своем полете возвышаться,
Фелицыны дела явятся выше нас.
Ей простота приятна в слоге,
Так лучше нам, по сей дороге
Идя со скромностью, к ней возносить свой глас.

В союзе с нимфами Парнаса обитая,
По звучной арфе я перстами пребегал,
Киргиз-кайсацкую царевну прославляя,
Хвалы холодные лишь только получал;
Стихи мои там каждый славил,
Мне льстил, себя чрез то забавил;
Теперь в забвении лежать имеют честь.
Признаться, видно, что из моды
Уж вывелись парящи оды.
Ты простотой умел себя средь нас вознесть.

Как прежде, ты пиши еще письмо к соседу;
Ты лакомство его умел представить нам,
Как приглашает он чернь жадную к обеду,
К забавам, к роскоши, разлитой по столам;
Или, любя красы природы,
Воспой кристальные нам воды,
Как некогда воспел ты Гребеневский ключ.
Сей ключ, текущий по долине,
Еще любезен мне доныне;
Я жажду утолял… отрад блистал мне луч.

А ты, что председишь премудрых в славном лике,
Предстательница муз, трудов их судия,
Гремящей внемлюща сладчайшей их музыке,
Тебе достоит честь и похвала сия,
Что, ревностию ты пылая
И все пути изобретая,
Стараешься вознесть природный наш язык.
Он важен, сладок и обилен,
Гремящ, высок, текущ и силен,
И в совершении его твой труд велик.

Тобой приглашены, в премиальный путь вступили
Любители наук со ревностью в сердцах;
И в «Собеседнике» успехи нам явили:
Мы зрим российский слог прекрасен в их трудах.
Скажу, скажу, не обинуясь:
Минерве ты сообразуясь,
Свое спокойствие на жертву муз несешь,
Отечества драгого слава—
Твоя утеха и забава,
В завидном для мужей ты подвиге течешь.

Фелицы именем любезным, драгоценным,
Фелицы похвалой и славой мудрых дел
Начаток сих трудов явился украшенным
И в радость и в восторг читателей привел.
Благословенно то начало,
Ее где имя воссияло,
И увенчается успехами конец;
Тому, кто так Фелицу славил
И новый вкус стихам восставил,
И честь, и похвала от искренних сердец.

Любимец чистых муз, друг верный Аполлона,
Тебе согласие приятно лирна тона;
Парнас тебе знаком, Кастальски воды пьешь
И славу росского Тюренна ты поешь:
Прочти мои стихи, усердием рожденны!
В сей день, в сей день для нас веселый и бесценный,
Узрел ты в первый раз прекрасный Феба свет
И быть приятелем Парнасу дал обет.
Родители твои веселием взыграли,
И музы на тебя с приятностью взирали;
Любезно было им во грудь твою дышать
И сердце к дружеству с собой образовать:
Оне тебе, оне Расинов дух и лили,
И Андромаху нам тобой оне явили.
Ты ближним счастие, родителям отрада,
Усердные сердца от нас тебе награда.
Воззри, как дружество тобой восхищено!
Тобою весело, тобой оно красно.
Желаньем искренним его пылает грудь,
Да счастие всегда тебе стремится в путь!
И та, кем ты пленен, кем сердце столь пылает,
Чтит, любит искренно, нелестно обожает,
Пусть райские всегда утехи зрит с тобой,
Ты ей, она тебе всегда была душой.