Ты меня всегда гнела, верности твоей не знал я,
Мне подобной жертвы зла меж земных людей не знал я.
Я, на путь любви ступив, претерпел одни лишь муки,
Жребий мой несправедлив, и несчастья злей не знал я.
Нет, о лекарь, ты не спорь: видно, мне дружить с недугом, —
Жилу жизни съела хворь, — как мне сладить с ней, — не знал я.
Каждый богохульник лих — спесь свою, гордыню холит,
А нехитрых и незлых меж святош-ханжей не знал я.
Мне от вихря бед невмочь в этом злобном, старом мире,
А готовых мне помочь преданных друзей не знал я.
И когда, больной, я слег и не чаял исцелиться,
Кто б молитвой мне помог, — хоть весь век болей, — не знал я.
Мне плутаний не минуть, — так назначено мне роком, —
Кто бы мне в блужданьях путь указал верней, — не знал я.
И с израненной душой я к кому ни обращался,
Кто ж помог? В судьбе лихой помощи ничьей не знал я.
Сломлен, с мукой лишь знаком, я ни в чем не знал отрады,
Ничего в саду мирском, кроме бед-скорбей, не знал я.
И покинул мир Машраб, следуя стезей Адхама,
Я, сраженный злом, ослаб — радостных вестей не знал я.
* * *
У лишенных родни и крова о напастях судьбы
У лишенных родни и крова о напастях судьбы спросите,
У согбенных от зла лихого о напастях судьбы спросите,
Кто сто бед стерпел — у такого о напастях судьбы спросите,
У того, чья доля сурова, о напастях судьбы спросите,
У меня, чья стезя тернова, о напастях судьбы спросите.
Я бреду, одиноко маясь, — тех, кто мне бы помог, лишен я,
Без наставника я скитаюсь — и путей и дорог лишен я,
Черной долей моей терзаясь, всех друзей, одинок, лишен я,
Соловей я, а роз чураюсь — крыльев-перьев, убог, лишен я, —
У меня, чья участь бедова, о, напастях судьбы спросите.
С той поры, как на свет рожден я, ничего, кроме бед, не знал я,
В этом мире всего лишен я, добрых дней с малых лет не знал я,
Потонул в топи злых времен я, — радость есть или нет, — не знал я,
Злобой горя насмерть сражен я, а добра и примет не знал я, —
Бедняка, от невзгод больного, о напастях судьбы спросите.
Так и жил я, не зная счастья и не ведая, в чем отрада,
За напастью сносил напасть я, и горел я в огне разлада,
Не дождется бедняк участья — нет, увы, кому это надо?
Ведал муки кровавой власть я, даже пища мне горше яда, —
У сгоревших от рока злого о напастях судьбы спросите.
Только те, кто, как я, несчастны, о моей злой неволе знают,
Только те, что в беде безгласны, о моей горькой доле знают,
Только те, что мукам подвластны, о моей страшной боли знают, —
Это только добрый, прекрасный, знавший гнет злой недоли, знает.
У заблудших и ждущих зова о напастях судьбы спросите.
И как будто бы Феникс-птица из сплошного огня выходит,
Стон мой жаркий в устах дымится и огнем из меня выходит.
Лишь начну я в стенаньях биться — смута Судного дня выходит:
Все страдальцы — не счесть их лица — в состраданье стеня, выходят,
У горящих огнем пунцово о напастях судьбы спросите.
Было время ко мне суровым: что такое покой, не знал я,
Не обласканный добрым словом, доброты никакой не знал я,
Даже счета ранам багровым, насмерть сломлен тоской, не знал я,
И к кому бы припасть мне с зовом в суматохе людской, не знал я, —
Тех, чьи раны горят багрово, о напастях судьбы спросите.
От печалей совсем продрог я, и в груди моей — ни кровинки,
Слабым телом во прах полег я, от костей — лишь одни пылинки,
Словно тлен — с головы до ног я, — заметают мой след снежинки,
Плоть огнем моих бедствий сжег я, стал слабее малой былинки, —
Тех, кому тлеть от мук не ново, о напастях судьбы спросите.
О Машраб, вся темна округа — поглотила меня пучина,
Трудный путь мой закручен туго — в этом бедствий моих причина,
Что ни миг, я в плену испуга, что ни час — сердце жжет кручина,
Как ни кличу доброго друга — даже нет о нем и помина, —
У незнавших доброго слова о напастях судьбы спросите.
* * *
Ты, чья брови
Ты, чья брови — как михраб, мне как божество дана,
Ты мне в сердце свет лила б — ты ведь солнце и луна.
Я к тебе — во прах у ног — как к святыне припаду,
След твой — всеблагой порог мне в любые времена.
Память о тебе — мой друг, оба мира мне — враги:
Как пошлешь ты войско мук — мне прибежище она.
Если ж невзначай войдет в сердце дума о другой,
Да сгореть мне от невзгод, — знать, моя была вина!
Не бывать в душе моей мыслей ни о ком другом, —
Я — в силках твоих кудрей, мне опасность не страшна.
То не тучи в вышине, а стеною льется дождь, —
Небо плачет обо мне, и от стонов высь черна.
Конь ли твой, лишен чутья, вдруг запнулся на пути?
Нет, во прахе — плоть моя под копытом скакуна.
И кого ж винить-то мне, что сгораю я в огне?
По моей лихой вине мне и мука суждена.