Приди ко мне, открой чело, вся моя жизнь — твоя отныне,
Огнем меня дотла сожгло — разлукой сломлен я отныне.
О, как, друзья, спастись от мук? Печален я и бесприютен,
Неисцелим мой злой недуг, и нет мне бытия отныне.
О, многим на земле невмочь от тягот и невзгод разлуки!
Душа исходит горлом прочь, но не со мной друзья отныне!
Боль о тебе — мою беду кому я выплачу в рыданьях, —
В могилу скоро я сойду, боль сердца не тая отныне.
Что ж ты, Машраб, так изнемог, снося лишения разлуки?
Терпеть тебе твой тяжкий рок, не зная забытья, отныне!
* * *
Приди, красавица
Приди, красавица, тебе всю боль разлуки я открою, —
Да внемлешь ты моей мольбе — позволишь мне дружить с тобою.
Забыл я дом свой, все мечты, лишь о тебе твержу я речи, —
Никто не знает, знай лишь ты: твоею жертвой быть я стою.
Мне все чужды, кроме тебя, — клянусь, поверь же этой клятве:
Других гнети, карай, губя, но только будь добра со мною!
Что Сулейманов мне чертог, что кубок Джама! Мне дороже
Мой разубогий черепок с моею нищенской клюкою.
Твой камнесердный нрав жесток, сурова ты, лукава, злобна, —
О, кто ж, красавица, помог тебе неверной стать такою?
Святоша, поученья брось, ступай, в михрабе роповедуй, —
Мне в жизни видеть не пришлось ханжей, столь низменных душою.
Все злые сплошь посрамлены тобою: ты их злу обучишь,
Все лицемеры и лгуны тебе завидуют с тоскою.
Порой ты днем оставишь ложь, с притворным видом присмиреешь,
Потом — себя же превзойдешь и ночь затмишь своею тьмою!
* * *
Пришел в этот мир я, и много я мук и тревог
Пришел в этот мир я, и много я мук и тревог претерпел,
Я в бедах влачился убого и все превозмог, претерпел.
Кто льнет к удовольствиям праздным, претерпит жестокий позор,
Стал чужд я грехам и соблазнам и все, одинок, претерпел.
Что мир сей порочен всецело, я знал, он — губитель и враг, —
Я гнет его, кинувшись смело в бурлящий поток, претерпел.
Сей мир, не рука Азраила предел этой жизни кладет, —
Мне все жизнь мирская открыла: я все в ней, что смог, претерпел.
Машраб, ты отшельником, сиро, порвав с этим миром, бредешь,
И я отвратился от мира, и все я, убог, претерпел.
* * *
Принарядилась, хороша, краса моя прекрасная
Принарядилась, хороша, краса моя прекрасная, —
Знать, кровь мою пролить спеша, она оделась в красное!
Не знаю, с кем в лукавстве злом вином она потешилась,
А раскраснелась вся челом, как будто солнце ясное.
Нет, не волшебен, а жесток взор ее, томно-сладостный, —
Ее на горе создал бог себе рукою властною.
Она зашпилит пряди кос красивыми заколкам —
Блеснет красой волна волос, с ее красой согласная.
На прахе, о Машраб, твоем взрастут цветы багряные, —
То пламенным горит огнем твоя душа несчастная.
* * *
Райским ликом расцвела ты — как весна
Райским ликом расцвела ты — как весна, ты воссияла.
Ах, с тобою — супостаты, мне же от тебя — опала.
Стрелы кар твоих крылаты — сердце кровью рдеет ало.
Сколько мук мне принесла ты, томноокая, — немало.
Рвался я к тебе, но зла ты: встретил я шипы и жала.
Нету сил терпеть укоры, по свету бродить пойду я,
Обойду все долы-горы, выплачу мою страду я.
Весь сгорел я, силы хворы, в бездну горя упаду я,
Нет терпению опоры, — как снесу твою вражду я?
Бедствий вдоволь мне дала ты — не одно, а доотвала.
День и ночь в мечтах и в речи, ты одна — моя отрада,
А тебе любезны встречи с чуждыми, ты — их услада.
Смерть моя уж недалече, ты живи, мне жить не надо,
Кончен век мой человечий, ты моей кончине рада, —
Где стоят твои палаты — виселиц сто тысяч встало!
Жемчуг ты таишь прекрасный — держишь ты его сокрыто,
Ты — не человек, мне ясно, род твой — ангельская свита.
Я тобой отторгнут властно, и любовь тобой забыта,
И не глянешь ты, бесстрастна, ждешь других, ты — им защита,
Меня горем угнела ты, а кого себе избрала?
Пожалей же, так негоже, сердцу раны нанесла ты,
Словно роза, ты пригожа, я пленен тобой, но зла ты,
Если я умру — ну что же, не терпеть тебе расплаты.
Жив я, рухну ли на ложе — так ко мне и не пришла ты, —
Муки смертью мне чреваты, ты дружна с другими стала.
На прогулки ты ходила, брови луками взводила,
Камни мечешь ты — уныло, словно пес, бреду я хило,
Тьмой меня ты окружила, а другим ты — как светило,
Все во мне тебе не мило, льнешь к другим всей страстью пыла, —
С чуждыми стократ мила ты, — что ж меня не чтишь нимало?
Средь веселых пиршеств страсти рдяный хмель ты льешь потоком,
Мне ты шлешь одни напасти, — о, за что презрен я роком?
Не у жизни я во власти, а в могильном рве глубоком, —
Разруби меня на части, не помилуй ненароком, —
От тебя мне — лишь утраты, а врагов ты привечала!
Долго вил себе тенета в косах я твоих покорно,
А счастливой неохота рассыпать привадой зерна,
О других твоя забота, а моя судьба позорна.
Мне, Машраб, не любо что-то зло терпеть, да и зазорно, —
Что ж меня в изъян ввела ты и дружна была сначала!
* * *
Скиталец, я огнем разлук лечусь
Скиталец, я огнем разлук лечусь, — он жарче ада, право,
Но умереть, любя, от мух влюбленному — награда, право.
О, если бы твои уста хоть слово молвили страдальцу, —
Вот лишь о чем моя мечта, и рая мне не надо, право.
Как моя доля тяжела — душа уж к горлу подступили, —
Ты душу бы к себе взяла, она была бы рада, право.
От мук разлуки и обид, увы, я истекаю кровью,
И весь я кровью слез омыт, а в сердце — горечь яда, право.
Будь ты судьею в День суда, моя печаль — тебе свидетель:
Меня неволили беда и кар твоих засада, право.
Когда бы столь же горький дар достался праведным святошам,
Их опалил бы страшный жар и вмиг сожгла досада, право.
Ханжи-святоши с давних пор, молясь, смиренно четки нижут,
А их дела — стыд и позор, притворство — их отрада, право.
И что мне рай, что Вавилон! В слезах бреду я по вселенной,
Иду к любимой, изможден, но это мне — услада, право.
Весь мир спалила ты дотла, вселенную сжигаешь жаром, —
О, смилуйся! Мне, жертве зла, дождаться хоть бы взгляда, право.
Машраб, ты хочешь, чист и благ, судилище мирское встретить, —
Перед жестокой — жертвой ляг, ведь ей чужда пощада, право.
* * *
С Меджнуном мы за годом год в пустынях
С Меджнуном мы за годом год в пустынях, изнывая, шли —
Среди лишений и невзгод искали вместе мы Лейли.
О, смилуйся и, не гоня, внемли моей немой мольбе:
Кого еще, как и меня, мученья страсти извели!
И сотней жизней наделен, все брошу пред тобой во прах:
Зачем мне Сулейманов трон? Я пред тобой влачусь в пыли.
Лукавой красотой пьяня страдальца, павшего во прах,
Увы, прошла мимо меня моя красавица вдали.
И старцы, в свитке прочитав о диве красоты твоей,
Безумно бросились стремглав — к тебе, согбенные, пошли.
И сердце в медленном огне сгорает от любви к тебе, —
О, как бы муки страсти мне совсем все сердце не сожгли!
Сто мук на голову мою обрушила в разлуке ты, —
Влюбленный, плача, я молю: «Приди, печали утоли!»
О, пощади, будь не строга, доверься мне и другом будь, —
Я — раб, смиренный твой слуга, все совершу — лишь повели!
«О ты, создатель всех людей», — взывает твой несчастный раб, —
«Страдальцу в просьбе порадей — молящего возвесели!»
Предвечный кравчий мне налил, и я пригубил хмель иной, —
Поверь: уже не стало сил хмелеть от блага сей земли.
«О, сжалься, мой прекрасный друг!» — взывает горестно Машраб, —
Увы, страдания разлук мне тяжко на плечи легли!
* * *
С тьмою бедствий меня сдружила
С тьмою бедствий меня сдружила, горе мне принесла печаль, —
Как же мне не стенать уныло, если так тяжела печаль!
Но избавишься ли от скверен, если выпал тяжелый рок?
Сколь я ни был и добр и верен, мне ответом была печаль.
Сколько рушилось бед-напастей что ни час на меня с небес!
И рожденному для несчастий счастье застила мгла-печаль.
В чуждом граде, в лихих утратах от собратьев я отрешен:
Всех друзей во врагов заклятых переделать смогла печаль!
Сотней тысяч бедствий упрямо меня мучил мой грозный рок,
Прогнала меня, как Адхама, от людского тепла печаль.
Что ни ем, что ни пью — отрава, тряпки савана — мой наряд,
Девяти небесам неправо меня мучить дала печаль.
Муки с бедами — вперемешку, без участья сгорел Машраб,
И друзьям и врагам в насмешку мне дала долю зла печаль.
* * *
Сладкогласна, прекрасна, красива
Сладкогласна, прекрасна, красива,
Ты красивее всех людей.
Но ко мне ты жестока на диво,
Словно алчущий жертв злодей.
Помрачен я, терзается страстью
Сердце горестное мое.
Стрелы мук в меня мечет гневливо
Та, что всех суровей и злей.
Если ищешь ты верного друга,
Знай: таких, как я, не найти.
Кто еще, как я, терпеливо
Все сносил от любви твоей?
Я, смиренно согнувшись, склонился:
Словно свиток, твой лик — коран.
И видны мне меж строк два извива —
Оба лука твоих бровей.
Свет чела, тьма кудрей ее — братья, —
Так весь люд вселенский решил, —
Хиндустан и Хитай столь ревниво
Равно чтут их в любви своей.
Что ни миг, луки-брови пронзают
Грудь мою тучей стрел-ресниц,
Но меня не слабей их порыва
Создал зодчий — рок-чудодей.
* * *
Соловей садов вселенной
Соловей садов вселенной, песнь пою в мирском саду я,
Для любимой, несравненной страстно свой напев веду я.
Чаровница неземная! Даже ночью, сна не зная,
Как Хафиз, томлюсь, стеная, и рыдаю, как в бреду я.
Опьяняясь хмелем страстно, млею, как Меджнун несчастный,
За Лейли моей прекрасной — за тобой, томясь, бреду я.
Опален твоей красою, сердцем я горю, душою, —
Весь дотла сожжен тобою, про свою пою беду я.
Жду свершения обета, день и ночь мне нет ответа,
Ты сказала: «Жди рассвета!» — вот теперь рассвета жду я.
Слов всесведущий ценитель, всех правдивых наставитель,
Мерных строчек повелитель, со стихом, Машраб, в ладу я!
* * *
Ссорой, шумной и кричащей, бедствие сюда приходит
Ссорой, шумной и кричащей, бедствие сюда приходит,
Как к овце кинжал разящий, и ко мне беда приходит.
Острие меча-булата глянуло в руке у ката,
Мне готовится расплата: меч остер — страда приходит.
Я уйду с моей тоскою, боль души не успокою,
Зато с пери колдовскою мне побыть чреда приходит!
С жизнью я прощусь своею, хоть и миг, а буду с нею, —
Что же мне, как и злодею, кара, столь худа, приходит?
Зла твоя, Машраб, судьбина, но не плачь же — в чем причина:
К любящему смерть-кончина вовремя всегда приходит!
* * *
Стеная день и ночь
Стеная день и ночь, молю о справедливой доле,
От пери злой я все стерплю, но я умру от боли!
Она — тюльпан, она — рейхан, она — жасмин и роза,
И кипарис склонил свой стан пред нею поневоле.
Когда Юсуф прекрасный есть — смятенье всей вселенной,
Всем властелинам мира честь — его предаться воле.
Сто завитков кудрей твоих мне стали сетью бедствий:
Душа моя, как птица, — в них, в губительной неволе.
Весь мир в восторге от тебя — пленен твоей красою,
Все плачут, о тебе скорбя, томясь в лихой юдоли.
К тебе стремлюсь я с давних пор и одержим любовью:
Меня казнит твой грозный взор, печали побороли.
Мне у потухшего костра влачить все дни в разлуке, —
Где сень родимого двора, там и приют для голи!
Огонь твоей красы жесток: сжигает жар Машраба,
И он горит, как мотылек, в любви томясь все боле.
* * *
Твоею жертвою я стану
Твоею жертвою я стану, лишь приоткрой свой дивный лик,
Жизнь хочешь взять — приму я рану, срази мечом в единый миг.
Век Хызру дан был бесконечный водою чудо-родника,
Даруй мне благо жизни вечной — открой мне уст твоих родник.
Твой лик и стан душой смущенной припомню — в сердце хлынет кровь, —
Моею кровью орошенный, воспрянет стан твой — чаровник.
Два локона со станом юным — не образ ли твоей души?
В ней, «джимом» обрамлен и «нуном», «алиф» — твой стройный стан возник. *
Два полумесяца впервые восходят враз на небесах:
Два новолуния живые — вот двух бровей твоих тайник.
Когда о счастье я толкую, мне говорят: «Испей вина!» —
О, как бы я воскрес, ликуя, когда б хмель уст твоих постиг!
Вино я вью, от мук усталый, изранен стрелами разлук, —
Машраба словом ты пожалуй — беднейшего из горемык!
______________________
* — Имеется в виду написание слова «жон» («душа»), в котором первая («джим») и третья («нун») буквы расположены во сторонам второй («алиф») буквы, вертикальная черта, которой обычно уподобляется стройному стану.
* * *
Твой лик я увидел и стал одержим
Твой лик я увидел и стал одержим,
И чужд стал мне разум — расстался я с ним.
И пусть я умру, все мученья стерпев,
С пути не сверну — пусть он будет прямым.
Любовью вконец посрамлен на весь мир,
Всем притчею стал я — и добрым и злым.
Не думаю дум я о райском вине, —
От уст твоих пряных я стану хмельным.
Все, кроме тебя, я отверг, глух и слеп,
Все кинул, единой мечтою томим.
Я светоч красы твоей видел во сне, —
Летел мотыльком я к огню через дым.
Любовью к тебе, как вином, я налит:
Я сам — и сосуд, и владеющий им.
Я был малой каплей в пучине морской,
Я жемчугом стал, что пучиной храним.
С огнем не дружа, древу жара не знать, —
Любовный огонь — мой собрат-побратим.
Пал тленом я в землю, но к жизни возрос:
Стал тысячей зерен, а был лишь одним.
В огне того лика все в небыль сожглось:
Душа вошла в душу — в любви я незрим
Пал тысячью ливней из глаз твоих дождь, —
Был глушью, а стал цветником я твоим.
С любимою я разлучен много лет,
Безумный и горестный, я нелюдим.
Спокойному — век, говорят, не гореть, —
Спокоен я был — ныне жаром палим.
Подай же Машрабу вина в кабачке, —
В мечеть не вошел я, а стал уж хмельным!
* * *
Терпенья мне недостает, и нет покоя от невзгод
Терпенья мне недостает, и нет покоя от невзгод,
И день и ночь — душевный гнет, и бремя бедствий все растет.
И хоть кричи, стенай и вой, об камень бейся головой, —
Зла сила муки горевой, и, видно, близок мой черед.
Вконец я сердцем изнемог, и сам сгорел, и душу сжег,
Я желт, слезами весь истек — примет моих печален счет.
Что все ходжи и все ханжи, все шейхи, все пророки лжи!
Вдали от них себя держи, любовь их — бедами гнетет.
Любовь сама-то — не беда, да много от нее вреда,
Машраб, судьба твоя худа: день ото дня сильнее гнет.
* * *
Томясь от тьмы кудрей твоих
Томясь от тьмы кудрей твоих, я помраченным стал,
И сил нет никаких.
Тяжелый гнет смятенья лих — кричу я, как в бреду,
В пустыню отрешен.
Я, сердце мукою губя, мечусь, не зная сна,
Я жизнь тебе вручил.
Помилуй: может, у тебя лекарство я найду,
О диво всех времен.
Безмерен моей муки жар, — о, исцели меня
Вином желанных встреч.
Спаси меня от этих кар — быть каждый миг в аду, —
Я весь окровавлен.
Печаль и боль тебе даны, о горестный Машраб, —
Стезя твоя грустна.
Скиталец чуждой стороны, я торжищем иду,
Отвержен испокон.
* * *
То не молнии, не грохотанье
То не молнии, не грохотанье
Обожженных грозой небес, —
Нет, то стон мой ударит в огниво —
В небе гром и всполох огней.
Много лет о свиданье мечтая,
Я скитаюсь, убог и сир.
Я в разлуке стенаю тоскливо
И рыдаю я все сильней.
Мотыльком опаленным кружился
Я у жара твоей красы, —
Не открыла ты лик, и призыва
Не послала светом очей.
Полетай к ней, жестокой, о ветер,
Передай от меня поклон, —
Что все сердце мое — боль нарыва,
Весть снеси любимой моей.
«Как безумцем ты стал?» — меня спросят,
И тогда я скажу в ответ:
«Все — от той, что пленительна, льстива,
Чьи уста слаще всех сластей!»
Разве странно, что, сломлен разлукой,
Жертвой лягу я, как Машраб?
Ведь за розу — и нет в этом дива —
Жизнь свою отдает соловей.
* * *
Ты ангел или человек, иль гурия
Ты ангел или человек, иль гурия — понять нельзя,
Но милостей твоих и нег утратить благодать нельзя.
О, ты немилосердно зла, ты беспощадна, но, увы,
От блеска твоего чела мне сердце оторвать нельзя.
Узрел я солнце — образ твой, и, восхищенный, онемел,
Но с неба солнце взять рукой, увы, как сил ни трать, нельзя.
Твой лик — как роза в каплях рос, а я — как соловей шальной,
И соловья от рдяных роз, поверь, вовек прогнать нельзя.
Когда душа в любви хмельна, Машраб, не спи беспечным сном,
Но вот беда, друзья: от сна очнуться, как ни ладь, нельзя!
* * *
Ты вымолвишь единый слог
Ты вымолвишь единый слог, что слаще всех услад, —
И весь я с головы до ног твоей быть жертвой рад.
Ты одинока день-деньской, как солнце и луна,
И — как ни ищут — за тобой вовек не уследят.
И лучшие из всех дерев, тобой посрамлены,
Падут во прах, тебя узрев, — в стыде потупят взгляд.
Все, кто хотя бы иногда знал милость от тебя,
Перед тобой и в День суда, не вставши, пролежат.
Твой взор губительно-жесток, а речь — добра исток, —
Ты кто — Иса иль ветерок живительных прохлад?
Кто от тебя — из уст в уста — вкусил медвяный хмель,
Тот, и дожив до Дня суда, не будет крив-горбат.
Прошу: сними с чела покров, Машрабу лик открыв, —
До смерти он смотреть готов на твой цветущий сад.
* * *
Ты наряд надела красный
Ты наряд надела красный, краше быть стократ желая,
Всех смутила ты опасно, в мир внести разлад желая.
Ты в красе повадок властных стройным станом проблистала,
Горемык, как я, несчастных всех сгубить подряд желая.
А когда свой лик прекрасный ты открыла, чаровница,
На тебя смотрели страстно все, узреть твой взгляд желая.
Ты смотрела в оба ока и кудрями ты играла,
Видеть, как весь мир жестоко смутою объят, желая.
А едва я молвил слово, пред тобой склонившись робко,
Ты нахмурилась сурово, в сердце влить мне яд желая.
Дико вскачь коня гнала ты, словно властелин жестокий,
Меч мучений занесла ты, жизнь мою в заклад желая.
Сколько лет рабом покорным ты, увы, пренебрегала
И карала гневом черным, всех лишить отрад желая!
О, казни, но только, глянув, хоть на миг яви мне милость,
Крови ран моих — тюльпанов больше всех услад желая!
Ты кинжал булатный точишь, смертью ты грозишь Машрабу —
Судный день расплатный прочишь, злых ему расплат желая.