За селом трава по колено.
Дон течёт, берегами сжат.
В сладком смраде смертного тлена
Вражьи трупы лежат.
Где — в Варшаве или в Париже —
Первый раз обагрил тесак
Этот, нами убитый, рыжий,
Конопатый пруссак.
Будет гнить он вот здесь, в долине,
Или раков кормить в Дону?
Пусть рыдает жена в Берлине!
Мне не жалко жену!
Стало сердце как твёрдый камень,
Счёт обиды моей не мал.
Я ведь этими вот руками
Трупы маленьких поднимал.
Гнев мне сердце сжимает яро.
Дай, судьба, мне веку и сил!
Я из дымной прорвы пожара
Братьев раненых выносил.
Смерть! Гони их по мёртвому кругу,
Жаль их тысячью острых жал!
Я ведь этими пальцами другу
В миг кончины веки смежал.
Ненавижу я их глубоко
За часы полночной тоски
И за то, что в огне до срока
Побелели мои виски.
Ненавижу за пустошь пашен,
Где войной урожай сожжён,
За тоску и тревогу наших
Одиноких солдатских жён.
