Глухая ночь меня ужасной крыла тьмой;
Се мать, Иезавель, предстала мне в виденье,
В богатом, как была в день смерти, облаченье;
Над бедством гордостью души вознесена;
Румянцем, белизной подложными красна,
Случалось коими ей старостью тягчимой
Изглаживать годов позор неизгладимой.
«Вострепещи», рекла, «достойная мне дщерь;
Злый Бог Еврей твою готовит казнь теперь.
Шалею, зря тебя в руках его несчастну,
О, дочь моя!» едва скончала речь ужасну,
И наклонилась тень на одр к главе моей;
А я объятия уж простирала к ней;
Но безобразну смесь лишь обрела со страхом
И плоти и костей, покрытых гнусным прахом,
В крови отрывки жил и кожи и власов,
И спорилась о них несытых стая псов.
Пер. П. А. Катенина
