В дни войны фашисты
устроили в ней застенок.
Возле рощи сумасшедшей
За разбитым большаком, –
Чёрный остов, не пошедший
ни в хозяйство, ни на слом.
Там до нынешних развалин
шёл тевтонский древний труд:
кто застрелен, кто раздавлен,
от кого – один лоскут.
Бабка видела в окошко,
как взъярились небеса –
а гроза или бомбёжка?
Справедливей, чтоб – гроза.
Потому – ну, что есть кроме,
как «воздастся по делам»?
Да и голос мнился в громе:
– Бойня ты иль божий храм?!.
Сохраню рассказ вчерашний,
поклонюсь ей за постой.
Так и слышу голос страшный
над церквушкою простой.
– Покажи свои приметы, –
докажи, что – не тюрьма, –
арамейские сюжеты
византийского письма.
Вот! И зверству – не ограда,
и – разрушенный, но – храм.
А – всего-то было надо
разорваться пополам.