В нищете, в разоренье,
в гнилом городском непотребстве
всё равно наступает момент, —
чаще с первой звездой, —
когда хочется Богу спасибо сказать
при посредстве
не молитвы несложной,
так, может быть, песни простой.
Это в тёмных озёрах
московских замученных стёкол
проплывает закат
краснопёрым морским петухом.
Это таллинский голубь,
надутый, как сталинский сокол,
крутит петли на палом листе,
безвозвратно сухом.
Это охтинский катер
ломает в воде отраженье
колоннады, где жизнь
клоунады подходит к концу.
Это воздух бакинский
стоит у лица без движенья
и, как пластырь перцовый к спине,
прилипает к лицу.
И дыша, как, небось,
перед спуском одни водолазы,
понимаешь, как странно тонка
и прочна скорлупа,
за которой — проказы да смех,
вместо слёз и проказы,
за которой и манна —
что манка, простая крупа.
