Зима стояла в декабре
совсем не шутки ради:
снег на шоссе и во дворе,
в Москве и Ленинграде.
Как белых – в шахматах – успех,
как длительное чудо,
летал повсюду белый снег,
лежал себе повсюду.
Похорошела сразу ель,
мороз трещал, как надо,
почти что целых пять недель,
с походом три декады.
И я всю эту смену дней
с великою охотой
в закрытой комнате моей
без отдыху работал.
Однажды мимо в поздний срок
дорогой недалёкой
проехал Пушкина возок…
Рысак проёкал Блока.
А вслед за ними (хоть темно,
но, кажется, поближе)
Владим Владимыч на «рено»
проехал из Парижа.
Но вот уже, как в горле ком,
с какой-нибудь попойки
промчалась шумно с ямщиком
есенинская тройка.
Неся набор шутливых слов
и узенькую шпагу,
прошёл задумчиво Светлов
своим неспешным шагом.
И сквозь позёмку и метель,
как музыки начало,
вдали Мартынова свирель
возлюбленно звучала.
Зима дымилась на заре,
светлея и крепчая.
Я начал книгу в декабре
и в декабре кончаю.
