Жил-был один чудак,
Он как-то раз, весной,
Сказал чуть-чуть не так —
И стал невыездной.
А может, что-то спел не то
По молодости лет,
А может, выпил два по сто
С кем выпивать не след.
Письмо не отправлял
Простым и заказным
И не подозревал,
Что стал невыездным.
Да и не собирался он
На выезд никуда —
К друзьям лишь ездил на поклон
В другие города.
На сплетни он махнул
Свободною рукой,
Сидел и в ус не дул
Чудак невыездной.
С ним вежливы, на вы — везде,
Без спущенных забрал,
Подписку о невыезде
Никто с него не брал.
Он в карточной игре
Зря гнался за игрой —
Всегда без козырей
И вечно «без одной».
И жил он по пословице:
Хоть эта масть не та —
Всё скоро обеззлобится
И встанет на места.
И он пером скрипел
То злее, то добрей,
Писал себе и пел
Про всяческих зверей:
Что, мол, приплыл гиппопотам
С Египта в Сомали —
Хотел обосноваться там,
Но высох на мели.
И строки те прочлись
Кому-то поутру —
И, видимо, пришлись
С утра не по нутру.
Должно быть, между строк прочли,
Что бегемот — не тот,
Что Сомали — не Сомали,
Что всё наоборот.
Прочли, от сих до сех
Разрыв и перерыв,
Закрыли это в сейф,
И все — на перерыв.
Чудак пил кофе натощак —
Такой же заводной,
Но для кого-то был чудак
Уже невыездной.
Пришла пора, а то
Он век бы не узнал,
Что он совсем не то,
За что себя считал.
И после нескольких атак,
В июльский летний зной
Ему сказали: «Ты, чудак,
Давно невыездной!»
Другой бы, может, и запил,
А он — махнул рукой!
Что я? Когда и Пушкин был
Всю жизнь невыездной!
